За кормой сто тысяч ли - [25]

Хотя в городе слышны были разговоры на двух десятках языков, на сотне диалектов, все же в нем всегда царил мир и порядок.

Лотки и корзины торговцев ломились от товаров. Ка-ликут был богат, а жители его расточительны. На фруктовом рынке грудами лежали горные сливы и красные брин-ды, желтые кораболы величиной с куриное яйцо, зеленые и большие, как орехи, карандели, огурцы, громоздились битком набитые мешки с рисом, с орехами, корзины с семенами кардамона, в которые были подмешаны стручки бетеля, соблазнительные сердцевины пальмы, идущие для прохладительных салатов, корица в палочках и порошке и темно-красные мангостаны, наиболее сладкие из всех плодов.

На лотках высились пирамиды лимонов, апельсинов и манго, кучи бананов всех размеров и цветов. Бруски пальмового сахара были аккуратно разложены на прилавках рядом с кучками коричневого и белого тростникового сахара и длинными связками сладкого тростника. Для любителей крепких напитков стоял в больших кувшинах арак — водка из перебродившего пальмового сока. Здесь были плоды хлебного дерева, душистые розовые яблоки, пальцеобразные стручки тамаринда, сваренные в сахаре или соли. Там можно было купить имбирь зеленый, в виде варенья или глазированный, кокосовые орехи — и молодые полные молока, и спелые с мясистой сердцевиной, которую растирали теркой или резали на ломтики.

Неподалеку от фруктового рынка были расположены лавки рыботорговцев, доверху заваленные сегодняшним уловом, — рыбу привозили ежедневно за несколько миль. Рядом с ними стояли лавки продавцов лекарств и снадобий… Тут же лежали вечно пополняемые кучи ходовых товаров: орехов арековой пальмы и листья бетеля… там можно было найти сандал, который толкли на камнях и смешивали с маслом, а потом втирали в кожу… У кали-кутских аптекарей были и другие товары — бханг (гашиш) — маленькие зловещие пакетики, которые продавались в укромных местах и которые покупатели, таясь, быстро прятали в свои одежды… продавался тут и дурман, вызывающий временную потерю памяти и рассудка. На подносах были навалены коробочки мака, на которых выступали капли — слезы забвения… Желающий мог приобрести живых птиц и зверей — павлинов… ручных обезьян и мангуст, которых покупали с той же охотой, как и теперь, чтобы избавить дома жителей Каликута от полчищ крыс… продавцам драгоценных камней не было нужды расхваливать свои товары. Богачи сами приходили в их лавки, где они сидели на циновках, поставив перед собой весы и разложив крохотные пакетики камней. По первому слову ювелиры рассыпали алмазы, сапфиры, обыкновенные и звездные — с Цейлона, рубины, простые и шпинелевые, — из далекой Бирмы, изумруды и аметисты, гранаты, яшму, бериллы, бирюзу…» [26].

Каликут продавал все, что рождала земля в странах южных морей, он владел ключами к этим морям, он был истинным сосредоточием торговли, всеазиатским базаром. Не надо было совершать дальних, утомительных и опасных поездок в джунгли Бенгалии, в горы Гиндукуша и Памира, в пустыни Аравии; находясь в Каликуте, можно было купить и бенгальские ткани, и бадахшанскую ляпис-лазурь, и ароматические зелья из Йемена и Хадра-маута.

Не было на столбовой муссонной дороге места, столь удобного и выгодного для большой торговли, и не мудрено, что именно в это скрещение торговых путей послал свою первую заморскую экспедицию Чэн-цзу.

Это был ответ на визит каликутского посольства, которое в 1403 году посетило Китай, и ответ весьма убедительный.

Когда 92 года спустя длиннобородый посланец португальского короля Мануэла явился ко двору «саморина»— властителя Каликута, на трех не очень больших кораблях, когда он вручил сановникам «царя моря» четыре красные шапки, шесть шляп, двенадцать кусков полосатой материи и прочие жалкие дары, недостойные даже привратника саморинского дворца, весь Каликут преисполнился презрением к незваным «франкским» гостям.

И совсем иначе встретил город посла из могущественной восточной державы, явившегося на шестидесяти двух кораблях-левиафанах, кораблях, каждый из которых нес на борту больше людей, чем вся флотилия Васко да Гамы, и наводнившего рынки Каликута первостатейным китайским товаром.

«Царь моря» принял Чжэн Хэ с величайшим почетом; вероятно, иначе и не мог он принять китайского гостя, пришедшего в Каликут с тридцатитысячной свитой.

Каликутцы в порыве ярости и гнева уничтожили в 1498 году памятные столбы — «надраны», которыми Васко да Гама пытался увековечить свой первый визит в Индию.

Но ничего, кроме почтительного любопытства, не вызвала у них стела, которую с согласия «Повелителя моря» водрузил в Каликуте китайский гость Чжэн Хэ, — каменный китайский «надран» с символической надписью:

«Пришли из Китая, отстоящего на сто с лишним тысяч ли. Повидали все народы и познали многое и разное. Пусть же земля и небо будут благосклонны к нам».

Забытая империя

Не случайно, видимо, на мореходные карты Чжэн Хэ Каликут и прочие города Малабара положены были в виде островов. Действительно, если не в географическом, то в политическом отношении города Малабара были островами. За грядой Западных Гат лежало могущественное царство Виджаянагар, которое владело всей южной частью Декана, а к северу от него располагалось не менее обширное царство Бахманидов, которое спустя 60 с лишним лет после первой экспедиции Чжэн Хэ посетил Афанасий Никитин. Виджаянагар, лежащий в вершине индостанского клина, с востока и с запада омываемый морем, был, как это ни странно, державой континентальной, очень слабо связанной с морем. Торговые города, рассеянные вдоль Малабарского и Коромандельского побережья, были воротами в это царство, но каликутские или кочинские «привратники» вели себя по отношению к махараджам Виджаянагара как независимые властители. В Виджая-нагаре правящий класс кормился за счет эксплуатации многомиллионных масс крестьян-общинников. Чтобы сбыть земные плоды, изъятые у их производителей, ви-джаянагарский феодал вступал в сношения с купцом. Торговцы-ростовщики — «шетти» — сидели и в самой столице царства, и во всех его больших и малых городах, и они незримыми нитями были связаны со своими собратьями в Каликуте, Кочине и Куилоне, где все было идеально приспособлено для бесперебойного сбыта виджаянагарских товаров. Поэтому между колоссальной внутридеканской феодальной деспотией и карликовыми приморскими княжествами устанавливались примерно такие же отношения, как между китом и рыбой-прилипало. Такой симбиоз был равно выгодным для обеих стран. И весьма показательно, что о Виджаянагаре стране и Виджаянагаре городе (буквально Виджаянагар — это «град победы»), семистенной столице огромного царства, городе, в котором было свыше ста тысяч жителей, Ма Хуань и Фэй Синь говорят очень глухо, хотя они подробно описывают города Кулам, Куилон, Кочин и Фандарину на Малабарском берегу. Ведь все, что могло дать Виджаянагарское царство — пряности, драгоценные камни, дорогие ткани, плоды, рис, пшеницу, китайские гости имели возможность купить в малабарских городах, не утруждая себя переездом через Западные Гаты.