За кормой сто тысяч ли - [24]
Откроем книгу Афанасия Никитина «Хожение за три моря», написанную спустя несколько десятилетий после плавания Чжэн Хэ.
«А Каликут же есть пристань всего Индийского моря, и пройти его не дай бог никакому судну». Так писал наш знаменитый соотечественник-землепроходец, также говорил и итальянец Николо Конти, и самаркандец Абд-ар-Разак, и агент португальского короля Жуана II Перу Ковильян, благодаря тайным донесениям которого Васко да Гама избрал Каликут конечным пунктом своего индийского маршрута.
Каликут — жемчужина Малабара, стоял в солнечном сплетении главных морских путей Южной Азии. Малабар — узкая полоса на западном побережье Индостана протяжением двести с лишним километров. Эта полоска берега, зажатая между невысокой цепью Западных Гат и морем, была густо усеяна торговыми городами. Почти все они были центрами мелких, «карманных», княжеств, которые яростно враждовали друг с другом, оспаривая первенство в морской торговле. Самой сильной и самой крупной державой (территория ее была чуть больше Москвы) было Каликутское княжество; правитель его носил гордый титул «царя моря» (самудрараджа, саморин португальских авторов) и в какой-то степени он имел на это основание.
Вряд ли была в южноазиатских морях гавань оживленнее каликутской и вряд ли во всех приморских царствах и княжествах Индии был властитель, чьи доходы от всевозможных сборов и пошлин могли бы сравниться с доходами каликутского «царя моря». В Каликуте Запад ветре" чался с Востоком, здесь сходились пути из стран Малайского архипелага, Китая, Индокитая и Коромандельского берега с морскими же трассами, идущими из Мозамбика, Египта, Аравии и Ирана. На рынках Каликута было все, говорит автор замечательной книги «Морской путь в Индию» Г. Харт: «китайский шелк, тонкая хлопчатобумажная ткань местного производства, знаменитая по всему Востоку и Европе, ткань коленкор (ее название произошло от английского слова саНсо — каликутская), гвоздика, мускатные орехи, их сушеная шелуха, камфара из Индии, корица с Цейлона, перец с Малабарского побережья, с Зондских островов и Борнео, лекарственные растения, слоновая кость из внутренних областей Индии и Африки, связки кассии, мешки кардамона, кучи копры, веревки из кокосового волокна, груды сандалового, красного и желтого дерева. Эти товары продавались здесь же или грузились на суда, отправлявшиеся на запад, на север и на юг, к арабам, неграм, египтянам, персам и франкам» [25].
Здесь начинался великий «перечный путь», ведущий из Индии в Хорзум и Египет, а оттуда в Венецию, дорога, по которой шли в Европу пряности — гвоздика, корица, перец, ревень, имбирь, мускатные орехи, одним словом, все острые и пахучие специи, которые так ценились «франками» и так обогащали венецианских купцов.
«Сам город, — пишет Г. Харт, — не производил большого впечатления на человека, видевшего его впервые. На протяжении около мили дома тесно лепились друг к другу, затем миль на шесть вдоль берега дома становились реже. Стены были «высотой с конного», как выразился один итальянский путешественник в эпоху Гамы, а дома покрыты по большей части пальмовыми листьями». Почти все дома были одноэтажные — дело в том, что стоит «лишь копнуть землю на четыре-пять пядей, чтобы обнаружить воду», так что заложить прочный фундамент, необходимый для возведения крупных зданий, было невозможно. Часть домов более богатых горожан строились из кирпича-сырца, некоторые были каменные, но все были построены хорошо, что свидетельствовало о благосостоянии жителей.
Улицы Каликута, узкие и нередко извилистые, меняли свое направление в зависимости от протоков и каналов. С высоких кокосовых пальм и лоз черного перца, росших повсюду, прыгали обезьяны; по крышам и ветвям деревьев, оглашая воздух хриплыми криками, величественно разгуливали длиннохвостые попугаи. Павлины и голуби, не обращая ни на кого внимания, невозмутимо искали пищу в пыли дорог.
Ночью лисицы и другие мелкие животные делали набеги на сады, поедая плоды и овощи. Хотя все эти грабители причиняли большой урон, религиозные верования страны запрещали убивать их; жители не истребляли даже ядовитых змей, от укусов которых гибло много людей (как гибнет и теперь).
Внизу, у самого моря, набитые ящиками, тюками и мешками, стояли большие склады, специально приспособленные для того, чтобы в них не проникала сырость… Базары находились в центре города; лавки от палящего солнца были защищены навесами. На базарах и на узких улицах с рассвета до темноты, когда было чуть-чуть прохладнее, толпились люди. Индусы, наиры, арабы, персы, сирийцы, турки, высокие стройные сомалийские негры в белых одеждах, с жирными волосами, заплетенными в тонкие косички, китайцы, люди из Аннама [Да-Вьета] и Кохинхины, малайцы… хаджи из Мекки в развевающихся одеждах и в зеленых тюрбанах, дикари-горцы, высокомерные брахманы с тройными шнурками (знак высшей касты), местные христиане и евреи с побережья, негры, рабы и свободные, иной раз какой-нибудь смуглый итальянец — все они встречались на базарах и улицах Каликута.
