За колымским перевалом - [42]

— До утра закончишь, или мне продолжить? Разве это золото решает сегодня судьбу развития золотодобычи на Теньке? Нужны не россыпушки, а мощные месторождения! А ты цепляешься за ключики и ручейки! Может, ты решил заодно и погребенные россыпи Пеньковского искать?

— Не хихикай. Об этом еще будет разговор. И большой, попомни мои слова. Сегодня я говорю о том, что чувствую вот этими пальцами.

Тургеев сгреб бумаги на столе в кучу и кинул в сейф. Зло толкнул дверцу.

— Хватит! Надоел ты мне сегодня. Ревизии ему захотелось. В конце концов есть экспедиция Лисянского. Ты хочешь меня заставить работать за него?

— Значит, не дашь партию?

— Значит, не дам. Если создавать, то уж при управлении.

— Прозрел! — радостно воскликнул Жарченко. — И создавай, да поскорее! Пусть едут ко мне первому и трудятся как мураши!

— Ух ты! Шустрый какой! Взвился. Нету у меня ни штатов, ни фонда зарплаты. Денег нету!

— А ты не просил еще.

— Святая наивность! — Тургеев всплеснул руками. — Только что народился! Нет уж, извини подвинься. Белой вороной в главке я себя выставлять не стану.

— Вот оно что! Авторитет бережешь! Ну так сам не хочешь, поручи мне. Я не вороной, сорокой назойливой трещать буду. И выбью, уверен.

— Да пойми, твоя партия — это дополнительные расходы на грамм золота. Ты же за этот грамм только что по шее на балансовой получил. Мало?

— Не обо мне речь! Ты власть в районе, или тебя прикнопили к вывеске «Горное управление»?

Тургеев сузил глаза.

— Издеваешься? Да каждую строку моего тех-промфинплана в главке сто глаз сто раз под лупой рассматривают. Посидел бы вот тут, в этом кресле, узнал бы, какая она у меня власть. Если все инструкции и разъяснения собрать — стен и потолка этого кабинета не хватит оклеивать.

— Я с тобой не проект указа о расширении прав директора управления пришел согласовывать. У директора прииска прав еще меньше. Но мы же делаем кое-что. Идем на риск, проявляем предприимчивость.

— Заткнись! — взвился Тургеев. — Откуда ты словечко такое откопал? Ты же директор советского предприятия! Мало тебе Тарков за это слово по зубам надавал?

— Предприимчивость, — упрямо, по слогам произнес Жарченко. — Хозяйственная сметка. Жизнь заставляет быть предприимчивым. Ты же сам был в моей шкуре восемь лет. Сколько раз брал на себя ответственность. Помнишь? Чего же ты, начупр, теперь дрожишь? Неужели от страха потерять это кресло?

— Вот что я тебе, сметливый, скажу. Придет время, и за такую предприимчивость сажать будут. Сколько лет с тобой работаю, а понять не могу. Тебе чего — больше всех надо?

— Верю, Иваныч, понимаешь, верю, что мы такую глыбу сковырнем с тобой! Я сам вначале обозлился, когда меня начали геологи донимать…

— Кстати, Петро, не геологи, а геологиня, — улыбнулся Тургеев.

— Какая геологиня?

— Я не видел, но, говорят, — прехорошенькая!

— Уже доложили!

— Вот доносы у нас не задерживаются.

— Хотел бы — знать, в каком виде обыграли?

— Мы свой люди, Петро, не будем об этом. Ты знаешь мои грехи, я — твои. Скажи, серьезное что-нибудь?

— Она же дитя! Школьный фартучек по вечерам примеряет. Ну и люди! Ну и мерзость!.. — Сжатый кулак Жарченко взлетел над столом, но перед ним оказалась вытянутая ладонь Тургеева. — Чего ты? — удивился Жарченко.

— Жаль стола. Одна ведь щепа останется.

Жарченко какую-то секунду молча, растерянно смотрел на Тургеева. Глаза его стали темнеть.

— Ладно. Поступай, как хочешь. А людей я поставлю на ревизию.

Тургеев привычно фыркнул.

— Пойми, дурень, пока ты развернешься со своей приисковой разведкой, тебя прихлопнут вместе с прииском как муху.

Жарченко, двинувшийся было к — выходу, остановился.

— Я же делаю это не ради наживы, а в интересах государства, которое доверило мне руководство прииском. Через год я докажу: на территории, где сейчас работает мои прииск, должен быть открыт еще один. Может Сыть, и два.

Тургеев поднялся, обнял Жарченко за плечи.

— Раньше ты был проще, Петро, может, перерос приисковые рамки? Поговорю при случае в главке. Теперь насчет Скворцовой. Обязан сказать, понял? Не петушись! Ты видишь, какие времена наступили. Раз уж пошли сплетни, я обязан вмещаться и действовать. Так что, Петро, одно из двух — или шали тихо, чтобы разговоров не было, или придется тянуть тебя к ответу за аморалку. Сделает это, и с превеликим удовольствием, не Тургеев, а Тарков. Он не упустит возможности тебя растоптать.

В памяти Жарченко мгновенно вспыхнула картина. Контора горного участка. Он и Тарков. Тарков в форме полковника МВД. Их разделяет узкий дощатый столик.

— Что ты мне, как попугай, план да план! — кричит Тарков. — Ты мне золото клади вот сюда, на стол, сколько тебе приказано! Надо будет, и три плана дашь. Фронту надо помогать металлом, а не демагогией! Почему не моешь золото в долине Голубичной? Людей нет? А сколько лоботрясов задницами нары протирают в бараках? Что? Я сам больной! Смотри, из носа хлещет! С утра чихаю. — Защищать вздумал отказников? Спорить начинаешь, молокосос? Политотдел не признаешь? А ну выкладывай партбилет на стол! И марш в лагерь на недельку-другую для просветления мозгов! — И, не поворачивая головы, приказал майору, стоявшему за спиной: Вызывай конвойного!