За и против кинематографа. Теория, критика, сценарии - [41]

Теории создаются, чтобы умереть в войне времени: подобно военным отрядам, они должны быть отправлены в бой в подходящий момент; и вне зависимости от их недостатков и достоинств воспользоваться можно лишь теми из них, что будут доступны в нужный момент. Точно так же теории подлежат замене, потому что их решительный триумф ещё больше, чем их частичное поражение, приводит к их устареванию, ведь ни одна живая эпоха не зародилась в теории: вначале всегда была игра, конфликт, путешествие. О революции можно сказать то же, что Жомини сказал о войне: она «является вовсе не точной догматичной наукой, а искусством, подчинённым нескольким общим принципам, но в ещё большей степени драмой страстей».

Полковник Кастер ведёт в последнюю атаку 7-й полк кавалерии в местечке Литтл Биг Хорн.

Каковы наши страсти и куда они нас ведут? Люди чаще всего настолько готовы подчиняться внушённым им порядкам, что даже когда они задаются целью перевернуть всю жизнь вверх дном, начать всё с чистого листа и изменить всё, они не находят ничего необычного в том, чтобы продолжать следовать доступным стандартам обучения, чтобы потом браться за выполнение каких-либо функций или хорошо оплачиваемых работ в соответствии со своим уровнем компетенции или даже немного выше его. Вот почему те, кто делится с нами мыслями о революциях, как правило, воздерживаются от рассказов о своей собственной жизни.

Полк, окружённый индейскими всадниками со всех сторон, спешивается и занимает круговую оборону.

Съёмки подвижной кинокамерой воды в канале Джудекки и самого этого острова.

Но так как я на них не похож, я могу, в свою очередь, говорить о «дамах, кавалерах, оружии, любви, беседах и рискованных предприятиях»³ уникальной эпохи.

Другие могут определять и измерять ход своего прошлого относительно продвижения по карьерной лестнице или приобретения различных товаров, или накопления произведений науки или искусства, соответствующих общественному спросу. Чуждый подобным взглядам, я вижу в беспорядочном течении времени лишь элементы, из которых оно для меня состоит – вернее, напоминающие их слова и фигуры: дни и ночи, города и живые существа, и лежащую в основе всего этого непрерывную войну.

Я провёл свою жизнь в нескольких странах Европы, обретя полную независимость в середине этого века, когда мне было девятнадцать; я сразу же начал чувствовать себя как дома в самой дурной компании.

Карта Европы.

Девятнадцатилетний Дебор.

Это было в Париже, городе, который был тогда настолько прекрасен, что многие предпочитали быть бедными в нём, чем богатыми где-то ещё.

Общий план Парижа конца девятнадцатого века.

Кто смог бы понять это сегодня, когда от него ничего не осталось; кроме тех, кто ещё помнит те славные дни? Кто смог бы познать те же труды и радости, что познали мы в этих местах, которые так сильно испортились с тех пор?

Серия фотографий Парижа с высоты птичьего полёта, неподвижные планы и съёмки подвижной камерой.

«Здесь было древнее жилище короля У. Трава мирно растёт на его руинах. – Там, в глубине, дворец Цинь, некогда роскошный и грозный. – Всё это ушло, ведь всё течёт одновременно, события и люди – как эти беспрерывные потоки Янцзы, что теряются в море».

Куперен: Королевский концерт № 4.

Тогда Париж в пределах всех своих двадцати округов никогда не спал весь целиком, так что в течение одного дебоша можно было сменить три квартала за одну ночь. Его обитателей тогда ещё не разогнали и не рассеяли. Там ещё жил народ, который десять раз баррикадировал его улицы и изгонял королей. Это был народ, который ещё не довольствовался оплатой в образах. Пока он ещё населял этот город, его не осмеливались кормить и поить тем, что химия пока не осмеливалась изобрести.

Планы толпы на бульваре Преступлений, восстановленном для фильма «Дети райка».

Дома в центре ещё не были опустошены и перепроданы кинозрителям, родившимся в других местах, под совсем другими крышами. Современный товар тогда ещё не показал нам всего, что он может сделать с улицей. Никому ещё не приходилось уезжать ночевать в отдалённый район по плану градостроителей.

Тогда ещё никто не видел, как небо по вине правительства омрачается и хорошая погода улетучивается, оставляя искусственному туману из выхлопов постоянно окутывать собой механический круговорот вещей в этой долине отчаяния. Деревья не умирали от удушья; победный марш отчуждения ещё не гасил звёзды.

Фотографии Парижа с высоты птичьего полёта.

У власти были лжецы, как всегда, но экономическое развитие ещё не предоставило им средств ни для обмана во всём, ни для утверждения своей лжи через фальсификацию фактического содержания всего производства. Тогда было бы удивительно увидеть в Париже все эти книги, изданные или построенные с тех пор из бетона и асбеста, и все эти кирпичные здания из плоских софизмов, как было бы удивительно сегодня стать свидетелем появления нового Донателло или нового Фукидида.

Утро в квартале Ле-Аль.

Музиль в Человеке без свойств отмечает, что «есть виды умственной деятельности, где предмет гордости человека составляют не большие книги, а маленькие статьи. Если бы кто-нибудь, например, открыл, что при обстоятельствах, доселе ещё не наблюдавшихся, камни способны говорить, ему понадобилось бы всего несколько страниц, чтобы описать и объяснить такое сногсшибательное явление»