За и против кинематографа. Теория, критика, сценарии - [24]
Восхищённые посетители автосалона на выставке новых моделей.
Вещь, которая была престижной в спектакле, становится вульгарной в тот момент, когда покупатель приносит её домой одновременно с другими покупателями. Она слишком поздно раскрывает свою сущностную бедность, естественно наследуемую ею из нищеты её производства. Однако в этот момент уже появляется новая вещь, несущая в себе оправдание системы и потребность в признании.
Промышленное изготовление кремовых тортов после рационализации производства кондитерских изделий.
Ложная суть удовлетворения должна разоблачать сама себя в момент замены, который следует за сменой товаров и способов производства. То, что так нагло утверждало своё окончательное совершенство, в итоге подлежит замене как в сконцентрированном, так и в распылённом спектакле, и только система должна продолжать свой ход: Сталина, словно вышедший из моды товар, обличают те, на ком держалась его власть. Каждая новая ложь рекламы – это также признание её предыдущей лжи. Каждый раз падение очередной фигуры тоталитарной власти разоблачает иллюзорную общность, единодушно одобрявшую эту фигуру, но на деле оказавшуюся скоплением одиночеств без иллюзий.
Автогонки болидов на трассе.
Мао со своим ближайшим сподвижником Линем Пяо.
Сталин на трибуне, ему аплодирует монолитная аудитория съезда; народ марширует по Красной площади перед его преемниками; толпа несёт портрет Ленина.
То, что спектакль представляет как вечное, основано на изменениях, и должно изменяться вместе со своей основой. Спектакль абсолютно догматичен, но в то же время не может реально остановиться на какой-либо жёсткой догме. Ничто для него не останавливается: таково его естественное состояние, хотя оно больше всего противоречит его собственным склонностям>13.
Венгерские рабочие разбивают на мелкие кусочки памятник Сталину.
Панорамный вид девушки, её счастливое лицо крупным планом.
Иллюзорное единство, провозглашаемое спектаклем, является маской классового разделения, на котором покоится реальное единство капиталистического способа производства. То, что заставляет производителей участвовать в строительстве этого мира, также и отчуждает их от него. То, что связывает людей независимо от их локальных и национальных различий, одновременно и отдаляет их друг от друга. То, что призывает к торжеству рационального, на деле содействует иррациональности иерархической эксплуатации и подавления. То, что создаёт абстрактную власть общества, делает его несвободу конкретной.
Работа в цехе по производству картонных упаковок. Мишель Корретт: соната ре мажор для виолончели и клавесина.
Неподвижный портрет Буэнавентуры Дуррути>14 крупным планом. Титр: «Живём ли мы, пролетарии, живём ли мы?
Этот век, который мы отсчитываем, и в котором всё, что, мы считаем, больше не принадлежит нам, разве это жизнь? Как можем мы не чувствовать того, что беспрестанно теряем с годами?» Революционный матрос из «Октября»>15 крупным планом отрицательно качает головой. Дуррути словно бы смотрит на него. Матрос снова говорит «нет». Титр: «Отдых и питание – разве это не слабое лекарство для нашей болезни, что постоянно терзает нас? И то, что мы называем болезнью, если хорошо разобраться, разве это не рецидив и не последний выход для зла, которое мы приносим с собой в этот мир, когда рождаемся?» Петроградский матрос согласно кивает.
Музыка затихает.
Капиталистическое производство объединило пространство так, что оно более не ограничено какими-либо внешними обществами. Это объединение является одновременно экстенсивным и интенсивным процессом банализации. Накопление товаров массового производства в абстрактном пространстве рынка привело к разрушению всех региональных и юридических барьеров, а также корпоративных ограничений Средневековья, которые обеспечивали прежде качество ремесленного производства; оно же упразднило автономию и качество мест. Сила движения к однородности стала тяжёлой артиллерией, разрушившей все китайские стены>16.
Военные корабли в открытом море; высадка французской, потом английской морской пехоты в Шанхае; американский матрос обыскивает прохожих-китайцев; французские солдаты разгоняют толпу; английские солдаты патрулируют улицы; границы Концессии, обнесённые колючей проволокой, под охраной французской колониальной пехоты.
Для того чтобы постоянно становиться всё более тождественным самому себе, ещё больше сблизиться с монотонной неподвижностью, свободное пространство товара постоянно видоизменяется и перестраивается.
Общество, упраздняющее любые географические расстояния, вбирает эти расстояния в себя в качестве зрелищного разделения.
Британские солдаты запирают одни из ворот шанхайской Концессии.
Побочный продукт товарооборота, человеческое обращение, рассматриваемое как потребление, туризм, в итоге сводится к использованию досуга для того, чтобы посетить или увидеть то, что уже стало банальным. Экономическое управление посещением различных мест само по себе служит гарантией их равнозначности. Та же самая модернизация, благодаря которой из путешествия было изъято время, отняла у него и реальность пространства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Более чем уверен, что появление этих комментариев будут приветствовать от силы пятьдесят или шестьдесят человек; вряд ли они будут интересны кому-либо ещё, особенно принимая во внимание то время, в котором мы живём, а также вес выставленных на обсуждение вопросов. Хотя, конечно, в некоторых кругах меня признают авторитетом. При этом не стоит забывать, что добрая половина всей заинтересованной публики будет состоять из людей, которые посвятили себя служению господствующей системе спектакля, в то время как другая половина упорно пытается эту самую систему разрушить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые на русском языке публикуются декларации и статьи автора "Общества спектакля" философа, революционного деятеля, кинорежиссёра Ги Дебора (1931–1994). Материалы охватывают практически весь период его творчества: время Леттристского интернационала (публикации в "Internationale lettriste", "Potlatch" и др.), время Ситуационистского интернационала ("Internationale situationniste" и др.) и последние годы. Тексты сопровождаются подробными комментариями.
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
Первая книга художницы Натальи Александровны Касаткиной (1932–2012), которая находилась – благодаря семье, в которой родилась, обаянию личности, профессионализму – всегда в «нужном месте», в творческом котле. (Круг её общения – Анатолий Зверев, Игорь Шелковский, Владимир Слепян, Юрий Злотников, Эдуард Штейнберг, Леонид Енгибаров, Ирина Ватагина…) Так в 1956 г. она оказалась на встрече с Давидом Бурлюком в гостинице «Москва» (вместе с И. Шелковским и В. Слепяном). После участия в 1957 г. в молодёжной выставке попала на первую полосу культового французского еженедельника Les Lettres Francaises – её работа была среди тех, которые понравились Луи Арагону.
«Пятого марта в Академии художеств открылась вторая выставка «Общества выставок художественных произведений». С грустными размышлениями поднимался я по гранитным ступеням нашего храма «свободных искусств». Когда-то, вспомнилось мне, здесь, в этих стенах, соединялись все художественные русские силы; здесь, наряду с произведениями маститых профессоров, стояли первые опыты теперешней русской школы: гг. Ге, Крамского, Маковских, Якоби, Шишкина… Здесь можно было шаг за шагом проследить всю летопись нашего искусства, а теперь! Раздвоение, вражда!..».
Книга известного арт-критика и куратора Виктора Мизиано представляет собой первую на русском языке попытку теоретического описания кураторской практики. Появление последней в конце 1960-х – начале 1970-х годов автор связывает с переходом от индустриального к постиндустриальному (нематериальному) производству. Деятельность куратора рассматривается в книге в контексте системы искусства, а также через отношение глобальных и локальных художественных процессов. Автор исследует внутреннюю природу кураторства, присущие ему язык и этику.
Книга И. Аронова посвящена до сих пор малоизученному раннему периоду жизни творчества Василия Кандинского (1866–1944). В течение этого периода, верхней границей которого является 1907 г., художник, переработав многие явления русской и западноевропейской культур, сформировал собственный мифотворческий символизм. Жажда духовного привела его к великому перевороту в искусстве – созданию абстрактной живописи. Опираясь на многие архивные материалы, частью еще не опубликованные, и на комплексное изучение историко-культурных и социальных реалий того времени, автор ставит своей целью приблизиться, насколько возможно избегая субъективного или тенденциозного толкования, к пониманию скрытых смыслов образов мастера.Игорь Аронов, окончивший Петербургскую Академию художеств и защитивший докторскую диссертацию в Еврейском университете в Иерусалиме, преподает в Академии искусств Бецалель в Иерусалиме и в Тель-Авивском университете.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Юрий Николаевич Марр (1893–1935), сын академика Н.Я. Марра, при жизни был известен лишь как специалист-востоковед, занимавшийся персидским языком и литературой. В 1970–1990-е годы появились первые публикации его художественных текстов, значительная часть которых относится к футуристическому и постфутуристическому направлениям в литературе, имеет очевидную близость как к творениям заумной школы и Обэриу, так и к традициям русской сатирической и лубочной поэзии. В этом издании собран основной массив его литературных сочинений (стихи, проза, пьесы), большинство из них воспроизводится впервые.
Юрий Николаевич Марр (1893–1935), сын академика Н.Я. Марра, при жизни был известен лишь как специалист-востоковед, занимавшийся персидским языком и литературой. В 1970–1990-е годы появились первые публикации его художественных текстов, значительная часть которых относится к футуристическому и постфутуристическому направлениям в литературе, имеет очевидную близость как к творениям заумной школы и Обэриу, так и к традициям русской сатирической и лубочной поэзии. В этом издании собран основной массив его литературных сочинений (стихи, проза, пьесы), большинство из них воспроизводится впервые.
Дадаистский роман французского авангардного художника Франсиса Пикабиа (1879-1953). Содержит едкую сатиру на французских литераторов и художников, светские салоны и, в частности, на появившуюся в те годы группу сюрреалистов. Среди персонажей романа много реальных лиц, таких как А. Бретон, Р. Деснос, Ж. Кокто и др. Книга дополнена хроникой жизни и творчества Пикабиа и содержит подробные комментарии.
Заумно-клерикальный и философско-атеистический роман Хуго Балля (1886-1927), одно из самых замечательных и ярких произведений немецко-швейцарского авангарда. Его можно было бы назвать «апофеозом дадаизма».