За Хребтом - [60]

– Зацепился за штырь в темноте, – соврал он и поскорее ушел вглубь ангара. Видимо, при беге пуговица расстегнулась, и стал виден подклад плаща, в котором был зашит пистолет. «Завтра застегну все тщательнее, и никто ничего не заметит. А если что, совру, как Хасару», – решил Лем, закутываясь в спальный мешок, не раздеваясь, и закрыл глаза.

* * *

Утро встретило путников приветливой полоской чистого неба над острыми силуэтами гор. Однако, словно вдогонку из Демиругии, большую часть неба заполнили серые слоистые тучи. Стрельнуло моросью вперемешку с ледяной пылью. Ветер подхватил сомнительные дары неба и начал гонять их по равнине, хлестко стегая все, что попадалось под руку, словно гибким хлыстом. Лейтенант, бодрствующий последние несколько часов, начал было всех будить, но это и не понадобилось. За ночь их убежище вымерзло без спасительного костра, поэтому Палий и Хасар, как оказалось, уже проснулись. Один лишь Лемор, беззаботно закутавшись в плащ, сопел без зазрения совести. Ровно до тех пор, пока Сурнай не растряс его носком армейского сапога.

– Сборы, завтрак, в путь, – сказал военный и поморщился, прочищая горло. На коварном ветре Нейтральных территорий он застудил горло.

Все принялись вяло и без особого энтузиазма копошиться в своих рюкзаках. Прошедшая ночь никому не восстановила силы, лишь ноги стали гудеть немного меньше.

Практически залпом опустошив содержимое сухпайка, Сурнай расстелил топографический снимок на бетонном полу, покрытым широкими, в палец толщиной, трещинами. Намеченный маршрут забирал сильно правее их местоположения, сворачивая в сторону от остатков узкоколейки, служившей вчера неплохим ориентиром на однообразной пустоши. Огромное пятно, значившееся на карте как область с криво намалеванным черепом, оставалось по левое плечо. И хорошо, Сурнаю подсознательно не хотелось приближаться к тому месту. Когда-то там обосновались приспешники кантийцев, и Военному Комиссариату Демиругии пришлось решительно и безо всяких поблажек уничтожить предателей Родины всеми доступными средствами. А средств, как уверяли рассказы сослуживцев, было доступно и выделено великое разнообразие. С тех пор в жутком городе осталось неразорвавшихся бомб, реактивных мин, фосфорных боеголовок и урановых кассет больше, чем на самых больших армейских полигонах. Говорят, что весь арсенал был пущен в ход. Напалм заполнил каждый квадратный сантиметр улиц, а пары метана с аммиаком добрались до всех этажей высотных зданий. Это было самое мертвое и опасное кладбище в мире, все еще готовое убить любого, кто осмелится приблизиться к нему на опасное расстояние.

Все это лейтенант раздраженно и в максимально краткой форме растолковал не вовремя нарисовавшемуся Лемору, которому позарез понадобилось узнать, почему маршрут избегает руин вдалеке. И не собираются ли они заглянуть в эти самые смертельные руины. Ответ его, судя по всему, если и не удовлетворил, то хотя бы озадачил. Насупившись и бормоча что-то про то, что все это не может быть правдой, он отстал. Гражданские… суетятся, мельтешат и раздражают каждым своим лишним движением.

– Сегодня вечером мы уже будем дома, – повысив голос, сказал молодой лейтенант. – Если, конечно, не облажаемся и не поляжем под огнем кантийцев.

– Даже не знаю, что заманчивее, – хмыкнул Хасар.

– Перспективно, – мрачно поддержал его подпольщик.

Не обращая внимания на вечное ворчание группы, Сурнай поднял всех и кое-как втолковал маршрут и приблизительные ориентиры. Ознакомив каждого с ценной информацией, лейтенант дал командирскую отмашку, и группа неровным строем вышла на открытый воздух. За то недолгое время, пока путники забылись сном, земля и редкие стебли сухой травы на ней успели покрыться легкой изморозью. Холодный воздух спасительно сгонял сонливость и возвращал силы. Дорога до прохода в горах сегодня закончится, и пока есть все признаки того, что благополучно. Если бы опять не подал голос надоедливый узкоглазый верзила Хасар.

– Эй, Лемор! – показательно громко позвал подпольщика кочевник, привлекая внимание всех остальных.

– Да? – отозвался он.

– А ты вот знаешь, почему глухонемой солдат Демиругии разбирает автомат только одной рукой? – Сурнай был готов поклясться, что Хасар лыбится во все 32 желтых зуба.

– Понятия не имею, – хохотнул повеселевший Лемор, – просвяти.

– А второй он поет гимн вооруженных сил.

– В армии нет глухонемых, чтобы тебе было известно, – процедил сквозь зубы Сурнай.

«Хоть они и спасли мне шкуру, останутся свиньями. И помогли они только потому, что хотят жить на свободе. Безмозглые идиоты, лишенные чувства юмора. Смейтесь, смейтесь. Только никаких вам поблажек после возвращения не будет. За эти слова вы все сгниете в самых вонючих и вшивых казематах».

– Да брось, – как ни в чем не бывало, продолжил Хасар и развел руками, – это шутка, всем смешно.

Сурнай обернулся и зло скосился на арестантов, идущих за ним нестройной гурьбой. Лем и Палий действительно беззвучно смеялись, краснея и виновато поглядывая на лейтенанта.

– Отставить! – рявкнул Сурнай и остановился. – Любое оскорбление моей Родины и ее армии я лично передам начальству по возвращению. Но прежде, – он многозначительно сложил руки на автомат, висевший на груди, – я научу шутников уважению и субординации!