За Хребтом - [33]

Лем замолчал, отвернулся и бросил хмурый взгляд туда, где осталась воинская часть. О том, что он работает на Контору, он Палию не рассказывал.

Беспрестанно скрепя своим старческим телом, дрезина упрямо тащилась по чудом сохранившейся узкоколейке. Слева и справа от нее черная земля постепенно переходила в солончак. Тут и там на поверхности, словно иней, выступали кристаллы соли, жадно впитывающие терпкий туман. Все звуки вязли в воздухе, как в мягкой вате. Мигающий фонарь на носу дрезины силился разрезать туман, пробиться через его душную завесу дальше вперед своим мощным лучом, но тоже слабел в этой плотной взвеси. Отчего-то эта дрезина вызывала смутное беспокойство у Лема, и он периодически украдкой смотрел по сторонам, все ли в порядке. Правда, никаких вещественных подтверждений его беспокойству пока что не было.

– Черт бы побрал эту войну, – тихо начал кочевник. – Мирное население производит оружие, которым военные будут убивать сначала друг друга, а потом такое же мирное население. Там, за Хребтом такие же люди, которых, возможно, точно так же отправляют на разведку из тюрем прямиком в горы. Бессмысленный бред, – сказал Хасар, ни к кому не обращаясь.

– Возможно, но мы можем лишь предполагать, – флегматично пожал плечами Палий, нервно сколупывая краску с поручней мотодрезины.

– Бред говоришь? – реакция Сурная не заставила себя долго ждать. – Говоришь, что там такие же люди? – он подался вперед, глаза его сверкали злобой, – послушай же, что я тебе скажу, арестант. Кантийцы – предатели! – рыкнул бритый боец в пятнистой форме. – Они ответят за все, что сделали. Они умрут, и лишь их смерть, всех до единого, воинов, их женщин и малых детей, искупит вину за те преступления, которые они совершили против нас. Демиругия готова была их простить, но они этого не пожелали. Так пусть же захлебнутся кровью в жалких попытках остановить наши танки и славную пехоту!

– Хорошо, – начал закипать Хасар, – даже если вы победите, что дальше? Куда направятся тысячи солдат на этих бронированных сараях? Вы так жаждите победы, но ведь даже понятия не имеете, что будете с ней делать. Это пока вы дружны в едином порыве. Но после победы враг исчезнет, и вам некуда будет девать вашу ненависть. Куда вы ее направите?

– Военный комиссариат укажет…

– Вот именно! – Хасар разошелся ни на шутку, жилы на его шее вздулись, как у разъяренного быка, – он УКАЖЕТ. И укажет он на собственных граждан. Продолжит пихать в ваши пустые, до патриотического звона головы очередную сказку о предателях Родины. И вы поверите. Поверите и пойдете убивать людей, неугодных правительству, даже если это будут ваши друзья и соседи. Да этот твой Комиссариат может заставить вас по голым камням стрелять. Лишь бы был враг, тратились боеприпасы и заводы из года в год, из поколения в поколение создавали оружие. Лишь бы народ жил в страхе и лишениях. Лишь бы лозунг «Все для Победы» никогда не утратил своей актуальности, – кочевник перевел дух и посмотрел на Сурная. Вояка сидел, нахмурившись, и явно пытался ответить на эту тираду парой-тройкой фраз из своего треклятого Устава.

– И я даже не удивлюсь, если за этими горами окажется одно большое кладбище. Или, вообще, такие же болванчики в военной форме, героически поливающие огнем Хребет, – кочевник откинулся спиной на поручни дрезины и устало прикрыл глаза.

* * *

Тишину вновь нарушил Хасар, тяжело вздохнувший и деловито зашуршавший не то пакетом, не то бумагой в своем вещмешке. Немного порывшись в его недрах, он извлек оттуда газетный сверток, аккуратно приоткрыл его и, зачерпнув горсть чего-то, принялся методично жевать. Лем, с интересом наблюдавший за этими махинациями, вопросительно посмотрел на Хасара, но, когда тот раскрыл большую ладонь, неодобрительно фыркнул.

– Желатиновые бобы, – скривился Лем, – как ты ешь эту дрянь?

Эти бобы были, возможно, единственным продуктом, который никогда не переводится на полках магазинов в эпоху дефицита. Сделаны они из съедобного желатина, намешанного неизвестно с чем. Это была подачка от государства своему народу. На вкус водянисты и оставляют мерзкую горечь на языке, однако стоят сущие копейки и могут помочь продержаться в голодное время. Обычно их покупают на всякий случай, запасаясь впрок, а потом скармливают домашним животным и мелкому скоту, который живет в деревнях и селах. Даже многие лекарственные микстуры глотать приятнее, чем питаться противными бобами. Хасар же, судя по всему, жевал их с явным удовольствием и решительно не замечал ничего такого.

– У каждого свои привычки, – неприветливо ответил кочевник, – кто-то, вон, с автоматом своим обнимается, – он ухмыльнулся.

– А кто-то, я смотрю, по разным тюрьмам путешествует. Кочевник-рецидивист, – не остался в долгу бритоголовый лейтенант.

Лем не удержался и хохотнул. Палий широко заулыбался, бросая взгляды то на военного, то на Хасара. То, что Хасар действительно потомственный кочевник, лейтенанту не известно.

Хасар аж крякнул от неожиданности. Он поднял взгляд на лейтенанта, сидящего у рычагов управления. Пару секунд они смотрели друг другу прямо в глаза. И тут Хасар сам неожиданно разразился отрывистым гоготом. Его раскатистый смех перекрыл скрип дрезины, и Лем тоже засмеялся в полный голос.