За холмом - [9]

Путешественница разрыдалась, согнулась пополам и попыталась прикрыться лоскутами разорванных ею вчера простыни и покрывала.

– Кстати, мы всё выяснили. Твой сын жив.

Женщина сначала выпрямилась, как струна, потом приподнялась, пристально глядя на толстяка. Она хватала ртом воздух, но ничего не могла сказать.

– Потом всё узнаешь. А сейчас дело.

Толстяк вышел, к женщине приблизился его сын, на ходу скидывая с себя одежду. Он попытался её поцеловать, открыл рот. Краем глаза она успела заметить, что на его верхней челюсти зубы росли в два ряда, тут же обмякла и свалилась на спину без сознания. Сынка богача это не остановило.

Когда всё было закончено, служанки отвели её помыться, переодели и накормили. В комнате тем временем уже навели полный порядок. Её там уже ждал толстяк.

– Твой сын у пастуха. Но увидеться ты с ним пока не можешь: Совет постановил, чтобы вы все не общались между собой, пока не будет закончено разбирательство вашего дела. Сейчас спи. Тебе надо выглядеть хорошо – к закату придёт мой придворный художник, будет делать твой портрет. Ты будешь украшать этот дом вечно!

Женщина заснула мгновенно, как только за толстяком закрылась дверь. Это были самые длинные сутки в её жизни.

Глава IV. День первый. Бегемотик

Главе семейства путешественников повезло больше всех, он практически не получил травм, когда их выкидывали из поезда грабители – в этот момент состав совершал крутой вираж и сильно скинул скорость, и мужчине посчастливилось упасть на тюк хлопка, видимо, потерянный в этом месте одним из грузовых поездов. Он начал приходить в себя ещё в тот момент, когда их везли в предрассветном сумраке, закинув, как мешки, на лошадь. В голове шумело не только от прихлынувшей крови – отравили какой-то гадостью, которую его, привыкшая к алкогольному яду, печень довольно быстро переработала, но не до конца.

Потом его куда-то волокли, о чём-то совещались, опять грузили… Ясность ума стала возвращаться, когда его начали раздевать. Пелена медленно сошла с глаз, он увидел перед собою двух служанок неопределённого возраста и довольно страшненьких. Они как раз стягивали с него трусы. Мужчина засмущался, прикрыл свои сокровища, чем вызвал у прислуги сначала недоумение, а потом тихие смешки. Та, что была старше и бойчее, что-то ему сказала по-своему, махнув рукой, засмеялась. Он понял, в общем, и безо всякого перевода: мол, нашёл чем удивить.

Вдруг короткими вспышками начали возникать воспоминания, он вцепился в свои уже стянутые до колен трусы мёртвой хваткой, вызвав очередной взрыв смеха у служанок. Мужчина судорожно ощупал бельё и тихо застонал: кармашек с деньгами был вырван «с мясом», бабушкин фокус не удался… Он обречённо распрощался с одеждой, которую тут же унесли, и проследовал за служанками в помывочную. Ни баней, ни ванной, ни душем это место назвать было нельзя. Это была именно помывочная: пустая комната с деревянными решётками на каменных полах и парой скамей, на которых стояли большие чаны с горячей и холодной водой. Женщины принялись его мыть, как он не сопротивлялся и не демонстрировал самостоятельность. Потом одели в какое-то подобие пижамы из хлопковой ткани желтоватого цвета.

Соображал он всё ещё слабо, да и поговорить было решительно не с кем – никто из встречавшейся на пути прислуги (а её в большом доме оказалось довольно много) не понимал ни слова на его языке. Неопределённость почему-то совсем не терзала – любопытство, видимо, затмило все остальные потуги мозга. Откровенно говоря, выглядел со стороны он ровно как дебил: ходил и озирался с пустыми глазами и приоткрытым ртом (яд действовал на все мышцы угнетающе, он и ноги-то еле переставлял). Впрочем, мужчина хорошо вписался в обстановку – все встреченные им люди выглядели примерно так же, хотя и были, надо полагать, здоровыми.

Его отвели на второй этаж в крайнюю по коридору комнату. Она была довольно просторной. Все окна были зарешечены самыми безобразными решётками, какие только можно представить. Они были словно собраны из ободов для бочек – ржавые и разноразмерные куски железа были между собой где склёпаны, где просто прикручены кусками металла потоньше. Даже наш криворукий банковский менеджер способен был сделать решётку лучше, что он про себя с удовольствием и отметил.

За окном виднелся некогда, видимо, довольно чудный, но сейчас практически заброшенный городок. Домов было много, почти все высотой от двух до четырёх этажей, но едва ли в трети из них угадывалась жизнь. Город был пустынен, на улицах не наблюдалось ни одной живой души и ни одного деревца. Он был больше похож на декорацию к постапокалиптическому фильму. Напротив окон возвышался словно сошедший со страниц учебника по истории средневековый замок. Он был ухожен настолько, что выглядел как игрушечный. Его башни венчали разноцветные флажки.

Не увидев больше ничего интересного, мужчина с удовольствием лёг на кровать и тут же заснул.

Проснулся он уже к закату от голода. Вернее, от запаха еды, который и напомнил организму о необходимости подкрепиться.

Никого в комнате не было, но перед кроватью стоял передвижной столик с глиняным горшочком, из которого шёл пар, глиняной тарелкой с нарезанными овощами и зеленью и здоровым, в половину обычной магазинной булки, куском домашнего хлеба и небольшой хрустальной вазой, которая тут, кажется, считалась большим бокалом и была наполнена красным вином. Мужчина набросился на этот одновременно и ужин, и обед, и завтрак. В горшочке была тушёная баранина с рисом. Было ли всё это вкусным, осознать он толком не успел, поскольку проглотил нехитрые яства со скоростью своего любимого шредера, способного уничтожить целый сейф документов за считаные минуты (этим шредером восхищался весь банк, а руководство попросило на всякий случай себе ключи от кабинета, чтобы иметь к нему круглосуточный доступ).