За гранью возможного. Военная разведка России на Дальнем Востоке. 1918-1945 гг. - [24]

Матвиенко сообщил о ЧП на перроне консулу Смирнову, у которого в тот момент еще находился Бурлаков. Разведчики поняли, что произошло непоправимое — в руки китайских пограничников попала взрывчатка, которая прибыла в Маньчжурию из Градеково, то есть с советской территории. Назревал серьезный дипломатический скандал.

Смирнов рекомендовал Бурлакову на перроне не появляться и скрыться. Однако разведчик решил поступить иначе. На случай такого поворота событий он заранее разработал вполне убедительную легенду. Сработает ли она? Этого никто гарантировать не мог. Бурлаков направился в свой злополучный вагон.

Войдя в купе, Бурлаков увидел печальную картину. Его чемоданы были вскрыты. Рядом стояли полицейские. Матвиенко что-то пытался им объяснить. Масюка нигде не было.

Таможенный инспектор спросил Бурлакова:

— Вы советский дипкурьер?

Ответ последовал незамедлительно:

— Нет.

— Ваши вещи?

Бурлаков с ответом не торопился. Около минуты он смотрел на свои открытые чемоданы, как бы соображая, что же сказать.

Китайский таможенник не мигая смотрел на странного пассажира. Наконец прозвучало:

— Мои…

Бурлаков принял окончательное решение. Он знал, что произойдет дальше.

Один из полицейских, старший по чину, произнес:

— Вы арестованы…

Чемоданы были закрыты и с максимальными мерами предосторожности доставлены в отделение китайской таможни.

Допрос и осмотр задержанных чемоданов начался не сразу.

Через час в таможню прибыли два русских офицера из штаба атамана Семенова. Они были специалистами по взрывчатым веществам. После первого же осмотра они сказали, что груз представляет собой опасные вещества. Увидев взрывные устройства с часовыми механизмами, они окончательно убедились, что же находится в чемоданах. Таможенный участок был взят под усиленную охрану. Полицейские посадили Бурлакова в одиночную камеру. Срочное сообщение о чрезвычайном происшествии на железнодорожной станции было направлено в китайскую контрразведку. Узнали о нем и японцы.

Целый день Бурлаков просидел в одиночной камере. Казалось, что о нем забыли. Но это было не так.

В восемь часов вечера начался первый допрос. Сотрудника китайской контрразведки интересовали два вопроса: куда и для какой цели задержанный вез взрывчатку.

Бурлаков рассказал не все и не сразу. То, что он сообщал сотруднику китайской контрразведки, походило на правду, но было неправдой, в которую можно было поверить, а можно было и не принимать в расчет.

Вначале Бурлаков прикинулся простачком, которого попросили в Градеково переправить через границу два чемодана с вещами, о которых он не имел ни малейшего представления. На ближайшей станции его должен был встретить некто Милеев. Груз предназначался именно для этого человека. Он должен был забрать чемоданы и выплатить вознаграждение. Куда груз должен был пойти дальше, Бурлаков, выдававший себя за случайного курьера, не знал. В этом он и пытался убедить допрашивавших его сотрудников китайской контрразведки.

Допрос продолжался несколько часов. Показаниям Бурлакова не поверили. Что было дальше? Обратимся к отчету, который Бурлаков написал позже в Москве, после того как просидел в Маньчжурской тюрьме несколько лет: «… Условия были адскими. Били, пытали, добивались, чтобы я выдал, куда и кому вез взрывчатку. Требовали назвать адреса партизан, явки, места встреч, пароли. Меня подвешивали за ноги, сдавливали железными обручами локтевые и коленные суставы, затем опять били. Я продолжал твердить, что хотел заработать и согласился переправить чемоданы через границу. Если бы меня не арестовали, то Милеев забрал бы чемоданы и выплатил вознаграждение…»

Когда следователи устали и ушли передохнуть, Бурлаков остался в камере один. У него хватило сил проверить железную решетку на окне. К счастью, она была плохо закреплена. Превозмогая боль, Бурлаков собрал последние силы, пролез в узкое окно и оказался на свободе. Несколько минут он, спотыкаясь, бежал по темной узкой улице. Сентябрьская ночь была безлунной. Это помогало Бурлакову. Но уйти далеко от здания контрразведки он не смог. Силы оставили его мускулистое тело, и он упал на одной из улиц.

Через несколько минут полицейские нашли беглеца. Избили до полусмерти, связали руки и ноги, бросили в другую тюремную камеру, в которой была только одна дверь. Утром Бурлакова под усиленной охраной отправили в Харбин, где находилось центральное управление контрразведки.

Вспоминая лет через десять нахождение в Харбине, Бурлаков писал: «Условия в Харбинской тюрьме были крокодиловские. Сидел в полной изоляции, лишен был прогулок и свежего воздуха. В одиночной камере находился около месяца…»

Военная разведка не оставила своего товарища в беде. Во Владивостоке знали о том, что китайские следователи и их японские кураторы не поверили в легенду, которую им рассказывал арестованный. Было известно и о стойком поведении разведчика на допросах, которые сопровождались жестокими азиатскими пытками. Подход к Харбинской тюрьме, несмотря на ее усиленную охрану, был постепенно найден. Нашелся и охранник, который за определенное денежное вознаграждение согласился передать арестованному русскому металлическую пуговицу. В пуговице была «цидулька» — короткая записка, в которой сообщалось, что должен Бурлаков рассказать на приближающемся суде.