За гранью возможного - [48]
…Александр Маркович пришел наконец домой. Скинул ботинки, расстегнул ворот гимнастерки и прилег на кровать поверх шерстяного солдатского одеяла. Тело приятно заныло, загудело. Сказалась усталость: почти сутки провел без отдыха, прощался с бойцами, командирами отряда.
Закрыл глаза, и в сознании возникли картины прошлого. Вся жизнь вдруг предстала перед ним. Но не день за днем, шаг за шагом, а отрывками, без какой-либо последовательности.
Вспомнил самое начало войны. Шоссейная дорога запружена беженцами, повозками, машинами. Все спешат уйти. Лица испуганные, растерянные, заплаканные. В этой толпе пробирается и он с сыном Виктором. Позади не смолкает грохот: бьют орудия, строчат пулеметы.
— Воздух! — истошно кричит кто-то.
Поднимается паника, машины, люди сворачивают с шоссе.
Рабцевич с сыном бежит в поле. С воем проносятся над землей «юнкерсы». Пулеметные очереди вспахивают землю, слышатся стоны, крики, проклятия. Рабцевич оглядывается на только что оставленный Брест. Город в разрывах снарядов, в огне. Горит завод, где он в последнее время работал коммерческим директором. «Как хорошо, — думает невольно, — что семью отправил на лето к родным в Кировск…»
А вот Рабцевич на барском поле. Как заведующий земельным отделом Качеричского волостного революционного комитета участвует в распределении помещичьих владений среди крестьян, аршином меряет землю. За ним с красным флагом, с гармошкой идут радостные, возбужденные односельчане.
— Это твой, Кондрат, — говорит Рабцевич, втыкая в землю колышек. — Паши, сей… Теперь голодными твои дивчины не будут!..
— Спасибо, Александр Маркович, — смеется селянин, смахивая слезы с шершавого, в щетине, лица. Он старается обнять Рабцевича.
— Это не мне надо говорить спасибо, Кондрат, — Советской власти…
Но что такое? Вместо крестьянина он видит перед собой широкоплечего приземистого венгерского писателя Мате Залку. Прославленный генерал Лукач — герой республиканской Испании, которого он встретил однажды на горной дороге во время перехода, пожимает ему руку, обнимает…
Рабцевич сидит за столом, пишет письмо в НКВД СССР:
«В настоящее время, когда Родине угрожает опасность, прошу дать мне возможность защищать Родину. Я должен отправиться в тыл врага и громить его тыл…»
И вновь перед ним шоссе, но уже пустынное, заснеженное Волоколамское. Рабцевич командует ротой в мотострелковой бригаде особого назначения НКВД.
— Иванов, — приказывает вытянувшемуся перед ним лейтенанту, — вы со своими людьми минируете участок от леса до дороги. — Обращается к другому командиру: — Вы делаете то же самое, но с левой стороны. Задание понятно? — И сам с группой бойцов начинает устанавливать мины.
— Танки не должны прорваться к Москве, не должны, — говорит хлопцу, который примостился рядом…
Рабцевич ввинчивает запал, но перед ним уже не мина, а граната. Идет бой. Кайзеровцы наступают. Их так много, что не может справиться пулемет. Рабцевич кидает гранату, еще, еще. Бой обрывается. Командир 6-го гренадерского полка Западного фронта на его опаленную гимнастерку прикрепляет Георгиевский крест, вручает погоны унтер-офицера. Рабцевич залезает в окоп, а там стоит шум: товарищи читают большевистскую газету.
— Как все правильно пропечатано, — скручивая цигарку, говорит один солдат, — ведь если пораскинуть мозгами, выйдет, что ни мы, ни простые немцы не хотим войны.
— Это уж точно, — поддерживает его другой, — мне плуг родней винтовки.
И вот уже говорят все разом:
— Долой войну!
— Хватит нам убивать друг друга!
— Мы такие же, как и они, крестьяне, рабочие!
— Айда к ним!
Солдаты вылезают из окопа.
— Товарищи немцы, братья, погодьте, не стреляйте!..
На той стороне тоже слышатся возбужденные голоса. Немецкие солдаты идут навстречу. Ни у кого нет оружия.
— Сволочи, что делаете? — перекошенный злобой, кричит ротный. Размахивая револьвером, намеревается остановить солдат. Подскакивает к Рабцевичу, хватает за грудь. — А ты, скотина, как смеешь? Ты же георгиевский кавалер!
Рабцевич выхватывает у него револьвер, отбрасывает в сторону, идет дальше.
Солдаты встречаются, начинается братание, кругом смех, восторженные возгласы. Александр обнимается с каким-то молоденьким, как сам, немцем. Они находят ящик, должно быть, из-под снарядов, садятся. Закуривают из одного кисета. Немец весело лопочет. Рабцевич не знает немецкого, но ему до удивления все понятно. Немец рабочий, у него есть жена и маленький Ганс, он сегодня же поедет домой.
— А я, — Рабцевич вздыхает, — я землю люблю…
Он радостно смотрит на немца, и вдруг лицо солдата уплывает. Перед ним Линке.
— Вот чудеса! Так это же Карл!
Карл что-то говорит.
Рабцевич открывает глаза. И точно — перед ним Линке со свертками в руках.
— Спишь? А я тут сухой паек получил. Завтра в шесть часов утра поеду домой! Ха! Вставай, провожаться будем!
Линке развернул свертки, финским ножом порезал колбасу, хлеб, открыл банки с консервами.
— А я думал, что не увижу тебя, — улыбнулся Рабцевич, подсаживаясь к столу. — Обидно было бы не поговорить напоследок.
До отъезда Линке так и просидели, вспоминая прошлое, мечтая о будущем.
Иначе нельзя
6 ноября сорок четвертого года газета «Правда» опубликовала Указ Президиума Верховного Совета СССР:
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.