За гранью возможного - [24]
— Идет от Красного Берега!
Отползли в кусты, немного переждали там и пошли прочь от железной дороги, чтобы избежать столкновения с фашистами.
Услышали взрыв, скрежет металла, увидели пламя, вздыбившиеся вагоны и заторопились на базу…
Григорию Науменко в ту ночь спать почти не пришлось. Едва сомкнул глаза, как с улицы донесся шум машины. Затем — беспокойный стук в дверь.
Оказалось, за ним приехал сам начальник аварийно-спасательной бригады лейтенант Юган.
— Быстро собирайся! — приказал он.
Такие вызовы были далеко не редкими, к ним привык сам Григорий, привыкла и его семья. Вызов ночью — значит, где-то опять поработали партизаны.
О том, что причиной вызова является диверсия группы Игнатова, подумал лишь тогда, когда машина поехала в сторону Малевичей. Место диверсии было плотно оцеплено, но подходить к составу под откосом фашисты не решились.
По приказу Югана Науменко тут же подключил телефон к линии. Прибывший на место происшествия жандармский офицер приказал ему пройти к железной дороге и осмотреть состав.
У Науменко мелькнула страшная догадка; пошел, а тревога не оставляла. Это был тот эшелон, который он видел в тупике крахмального завода. Возле разрушенных вагонов валялись какие-то баллоны: большие — голубого цвета и маленькие — коричневые. Кое-где трава присыпана белым порошком. Из-под перевернутой платформы, на которой стоял зенитный пулемет, слышались стоны…
У Науменко защипало глаза, они заслезились, началась тошнота. Григорий повернул обратно, сделал несколько шагов — и замер. «Черт возьми, надо было собрать немного порошка. Теперь уже поздно!..»
Жандармский офицер, выслушав Науменко, приказал ему надеть противогаз и попытаться спасти оставшихся в живых немцев.
Радость захлестывала Науменко, но он сдержался.
Под обломками вагона Григорий нашел прорезиненную сумку и торопливо стал складывать в нее пакеты с порошком серого и белого цвета; положил и маленький баллон (большой было просто не унести), противогаз, прорезиненную накидку. Он торопился — уже светало, гитлеровцы могли заметить, что он занимается не тем, чем приказано. Наполнив сумку, он вытащил из-под платформы немца, который не подавал признаков жизни, и поволок его к командному пункту. У кустов остановился, чтобы спрятать сумку и передохнуть.
Наконец к месту крушения прибыл специальный поезд с эсэсовцами и группой солдат в защитной одежде. Полицейских, стоявших в оцеплении, сняли. С ними отпустили домой и Науменко, почувствовавшего себя совсем плохо.
Едва добрался до постели, как забылся крепким сном. Родители, помня о ночном вызове, не тревожили сына. Целые сутки проспал он, а когда проснулся, сразу же вспомнил про сумку. Он спрятал ее далеко от железнодорожного полотна, но душа болела — кто их, фашистов, знает, может, вздумают прочесать прилегающую местность.
Голова болела отчаянно, но делать нечего — надо идти на работу. Он рассчитывал, что Юган непременно пошлет его на линию, к месту диверсии, как это делал всегда.
Так и случилось. Стоило Науменко появиться в конторе, Юган тут же выписал ему специальный пропуск и немедленно отправил осматривать участок телефонной проводки под Малевичами.
— Ты есть честный работник, — сказал он вдогонку.
Место диверсии Науменко не узнал. Со времени взрыва прошло немногим более двух суток, но искореженных вагонов и паровоза, рассыпанных порошков, баллонов не было и в помине. Поврежденные рельсы и шпалы заменены новыми. И вдобавок ко всему вдоль железнодорожного полотна выросли дзоты.
Часовой, остановивший его, тщательно проверил документы, осмотрел тяжелую сумку с инструментами…
Повреждений на телефонной линии вроде бы не было. Делать здесь нечего. Но в кустах оставалась сумка.
И Науменко приступил к работе. Нацепив кошки, стал залезать чуть ли не на каждый столб. Насвистывая задорный мотивчик, он менял изоляторы, которые еще долго могли служить, подтягивал провода. Он работал и все время думал, шарил глазами по земле, а когда наконец сверху увидел серенький краешек, чуть не вскрикнул: «Цела, родимая!»
За два раза содержимое сумки перенес в безопасное место и там спрятал. Часовые больше не проверяли его, видели, как старательно он работал, и, очевидно, думали, что в деревню действительно ходил передохнуть и подкрепиться.
К Игнатову Науменко пришел на следующий день.
По рассказу связного командир группы написал справку о совершенной диверсии, ее последствиях и вместе с трофеями отправил на базу в отряд. Нести трофеи, уложенные в вещмешок, поручили Геннадию Девятову, Николаю Ежову и Аркадию Зарубе. Бойцам предстояло пройти около двухсот километров. Отправляя их в дальний путь, ни Игнатов, ни Таранчук не знали, какие злоключения выпадут на их долю.
За десять дней бойцам удалось пройти около ста пятидесяти километров, миновать реки Олу, Березину, Ипу, Вишу, порядком изодраться, наголодаться. Шли кружным путем, по непроходимым болотам, лесным чащобам, далеко в стороне оставляя человеческое жилье. Через особенно трудные участки проходили ночью. Наконец выбрались в партизанскую зону. Выбрались — и вздохнули облегченно. Теперь до базы рукой подать, а если учесть доброе отношение населения к партизанам, то и вовсе почти дома.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.