За гранью безумия - [42]

Из темноты раздался женский вскрик. Так кричат только от боли. Я обернулся туда, попытался вглядеться в очередное гнездо из арматуры, и тут мужик с сигаретой завопил и скакнул ко мне. Его лоб врезался мне в щеку, в ноздри втиснулся кислый запах пота и табака, ботинки поехали на скользком, и я оказался на земле. Не успел прийти в себя от удара о лед, как сумасшедший обрушился сверху: он не говорил, только мычал и сопел, упершись плечом мне в горло…

Где-то снова закричали, но я уже не мог повернуть голову в ту сторону. На тошнотворный страшный миг тьма стала абсолютной.

… Затеплился огонь, зашевелились тени. Показалось, что кошмар отступил, что я проснулся в своей постели и не в квартире, а на даче, шесть лет назад, когда все было проще… Вот и жена меня зовет с первого этажа. Только голос у нее странно слабый, хриплый, непохожий совсем:

– Это врач? Ты врача привел?

В животе свело от тревоги, я приподнялся с земли, подо мной зашуршал накиданный картон. Тело задубело, не желало двигаться. Косматое пламя тянулось вверх из ржавой бочки, выглядывало сквозь дыры в боках. Каморка дрожала в неверном свете. Поодаль на ящике сидел тот безумный мужичок. Сосредоточенно жевал сигарету, глядел на меня и с шумом выдыхал дым через ноздри. Его лицо казалось комковатым, грубо слепленным из желтой и красной глины. Наверное, пепел просто падал с кончика сигареты, потому что мужчина не доставал ее изо рта. Его руки лежали на коленях, спрятанные в рукавах куртки.

Женщина причитала о чем-то за спиной у мужчины, за пределами света. Я попытался понять, где нахожусь, а главное, где выход. Сумасшедший продолжал буравить меня слезящимися глазами. Он выплюнул окурок и принялся оттягивать рукава. И я не сразу понял, что вижу. Ладоней там не оказалось. Руки заканчивались причудливыми овальными обрубками, будто сросшиеся клубни картошки. Откуда-то в зубах мужчины появилась веревка, на коленках мелькнула деревянная рукоять, он стал сноровисто привязывать что-то к правой культе. Я подобрался, но не решался выпрямиться во весь рост, зачарованно наблюдая за его действиями. Когда в свете пламени блеснул короткий металлический клинок, я сообразил, что это стамеска. Надо было скорее бежать отсюда. Я встал, и незнакомец тотчас очутился рядом. Лезвие инструмента пронеслось рядом с лицом, я едва успел отстраниться.

– Да чего тебе надо? – заорал я, отступая к стене. Пальцы коснулись железа, ветер лизнул шею. Мужик мычал, размахивая оружием и оттесняя меня к другой стороне каморки. К той, откуда доносился болезненный женский голос.

– Петя?

Наконец я разглядел ее. Всклоченная, мокрая от пота, она корчилась на развалинах советского дивана, комкая в руках покрывало, отчего то задиралось, сползало, открывая согнутые голые худые ноги. Заметив, что ступней нет, я даже не удивился. Просто заостренные бледные оглобли. Затем показался выпуклый живот под грязной футболкой. Диван был влажный, будто облитый кипятком, в воздухе висел пар, а иней уже взбирался по застывающим струйкам околоплодных вод.

Стальное острое уперлось в горло. Безрукий требовательно мычал, и я даже понял, чего он хочет. До меня дошла логика кошмара. Как я в это во все вляпался? Это же все просто не может быть по-настоящему! Снова вспомнилось: дорога, автомобиль, Рая на заднем сиденье… Мужик рядом стал кричать на меня, без слов, как птица. Стамеска с силой ткнулась в щеку, вскрыла кожу. Я выругался, прикрываясь ладонями. Надо было схватить его, вырвать дурацкое оружие и просто уйти, но лезвие снова так опасно елозило под подбородком.

– Петя? Петя, Петя, Петя… – запричитала роженица, стискивая зубы. Мужчина Петя? – показал мне, что надо передвинуть ее ближе к огню. И неожиданно я подчинился. Дряхлый диван со скрипом, с треском проехался по земле. Да, вместо пола здесь была голая смерзшаяся почва. По углам кто-то набросал кусков картона, ими же оказались заткнуты дыры в стенах, но не все. Я находился в одной из клеток, которые разглядывал дед-охранник, и тут жили эти двое. Как такое может быть?

– Ты доктор? – роженица схватила меня за руку. Пальцы ледяные, скользкие, но сильные. И глаза помешанные, черные, прожигающие насквозь. Она хмурилась, будто злилась, некрасивая, курносая, с жабьими мешками под глазами. Я не знал, что ответить. Не было тут доктора.

Не помню, как оказался перед ней на коленях. Псих со стамеской продолжал суетиться вокруг, то и дело тыча в меня лезвием. Блестящая глыба живота закрывала от меня лицо женщины, но я слышал ее. Она бормотала что-то про Петю, жаловалась, хвалилась, рассказывала историю своей жизни, я почти ничего не разбирал. Закованное в бочку пламя билось в исступленной шаманской пляске, отрывало от себя куски, подбрасывая их вверх. Плоть перед моим взором двигалась. Я видел, как мышцы ног скользят под полупрозрачной кожей, женщина напрягалась, молитва ее прерывалась хрипом, затем схватка отпускала, разжимались пальцы, рвущие покрывало. Ненадолго. Вскоре все начиналось заново. Казалось, лепестки плоти вибрируют, влагалище раскрывается все шире, чтобы поглотить меня. Кровавые блики морочили голову. Я был в ужасе.