За городской стеной - [60]

В боковом кармане золоченый портсигар — так! Деньги — во внутреннем кармане. Ключи от машины — в заднем. Хотя на дворе было холодно, он решил не надевать пальто — уж очень бедно оно выглядело по сравнению с костюмом.

Он стоял перед зеркалом в ванной комнате, напоследок оглядывая себя. Внимание, проявленное им к своей особе, и уверенность в себе несколько притупили его обычное отвращение к собственной внешности, и он даже кивнул своему отражению. Выглядел он вполне элегантно, что же касается всего остального, то тут уж ничего не поделаешь. Это лишь начинала намечаться мысль, которая впоследствии сформируется ясно и четко, а именно: плевать я хотел на свою наружность — не так уж она плоха в конце концов, — в общем, вы как угодно, сам же я ни стыдиться, ни отчаиваться из-за этого больше не собираюсь.

Перед уходом он засыпал огонь в камине мелким углем, еще раз переставил стоявшие на столе две чашки с блюдцами, тарелку с печеньем, сахарницу, молочник и баночку с растворимым кофе, даже наполнил водой чайник — все готово на случай, если он вдруг решит пригласить ее к себе, когда они вернутся.

Да! Часы! Он забыл про них. Оказалось, что он уже на несколько минут опаздывает. В первый момент он ужаснулся — он еще никогда не заставлял Дженис ждать, — но потом даже обрадовался. Последний штрих в его приготовлениях.

Он вышел и взглянул на машину. «Форд Англия» — он занял ее на этот вечер у своего хозяина. Машина была уже развернута и стояла на дорожке радиатором к шоссе.

Неторопливо он направился к коттеджу Дженис. Постучал. Вошел.

— Пора бы тебе отвыкнуть стучаться к нам, парень, — сказал Уиф. — Садись — она еще прихорашивается наверху.

Эдвин, осторожно прихватив стрелки двумя пальцами, высоко поддернул штанины и сел.

— Вон ты какой хороший костюм себе завел, — сказала Эгнис, выходя из глубины кухни с ребенком на руках. — Ну-ка встань, покажись. — Эдвин встал. — Однобортный? Ничего себе! И галстук как хорошо подобрал. Уиф ни за что галстуков не носит. Веришь ли, когда наша свадьба была, три человека понадобилось, чтобы галстук на нем завязать. Ей-богу!

— Он меня за глотку душит, — сказал Уиф, гримасничая. — Не переношу, когда запонка мне в кадык впивается.

— Никто сейчас таких запонок и не носит.

— А у меня такие рубашки, что их надо с запонками. И я их не переношу.

— Я ему купила две рубашки, для которых не нужно никаких запонок, — сказала Эгнис, — так они лежат в нижнем ящике комода уже… лет пять, не меньше.

— Я люблю приручать вещи не спеша.

— Ты любишь ходить оборванцем, вот что ты любишь. Посмотри, как Эдвин хорошо одет.

— Ну, мама! Он же молодой парень.

— Молодой, старый — какая разница? Мужчина должен хорошо одеваться.

— Ну, поехала! Послушай, мать, я ж чистый хожу.

— Еще бы ты грязный ходил.

— А когда надо было, я и в самом хорошем обществе лицом в грязь не ударял. Только прошли те времена. Ну, ладно об этом. Давай ее мне!

Эгнис передала девочку Уифу, который сразу же перенес на нее все свое внимание. Низко наклоняясь к Пауле, так что волосы падали ему на лоб, он делал ей «козу рогатую». Веселый морщинистый гном, согнувшийся над феей, — так это выглядело со стороны, и Паула улыбнулась и заворковала, со счастливым видом хватая беззубым ротиком его короткий корявый палец, и глаза ее светились дружелюбием. Она с самого начала доставляла мало хлопот, а сейчас, когда у нее стал просыпаться интерес к окружающему миру, она превратилась в спокойную милую девочку. Сидя в подушках, она, казалось, только и ждала, когда ей улыбнутся, чтобы самой просиять улыбкой.

— Как твоя мать? — спросила Эгнис.

— Спасибо, хорошо, — ответил Эдвин.

— Наверное, скучно ей там одной. Я часто думаю, что надо бы зайти к ней, да вот никак не выберусь. Лень-то раньше нас родилась. И ведь все дело в этом отрезке дороги, после того как свернешь с шоссе. Идешь будто по ничейной земле. А вот отец помнит, когда все это было одно большое поместье.

— А как же, — сказал Уиф, — одно из самых образцовых в нашей округе — это я тебе говорю. Спэддинг еще был там управителем — так, кажется, их тогда называли, да, мать? — управитель, а теперь величают управляющими. Росточком был маленький, чуть разве побольше, чем наша мать, и носил маленькие такие усики — носогрейка, что ли, они назывались? — так, полоска на верхней губе, будто не добрился утром. А уж охоту любил! Чуть завидит, что впереди что-то движется, — сейчас за ружье. У них была стая гончих, так знаешь — пари готов держать, что он знал этих гончих не хуже, чем доезжачий… как его звали, мама, Каррик?

— По-моему, Гаррисон.

— Да нет же! Джон Гаррисон в мастерских работал, он в жизни не охотился — бывало, еще говорил: «Мне все кажется, будто это за мной гонятся, терпеть этого не могу». Нет, что-то вроде Каррика.

— Картер, — сказала Эгнис.

— Нет, не Картер.

— Картер, — повторила Эгнис. — Я помню, потому что как-то я тебя спросила, не родственник ли он Сэту Картеру из Уистона, а ты сказал, что он его троюродный брат, о котором они помалкивают. Картер!

— Да нет же — то был — совсем другой Картер. То был Патчи Картер, у него еще было несколько гончих для охоты по следу.