За горизонтом сна - [18]

— Прекрати, — тонко и безнадежно прозвенел ее слабый голосок.

Фрэнк громко, прерывисто дышал. Одна его рука впечаталась в ее обнаженную спину, не давая двинуться; другая жадно мяла и щипала левую грудь — это было больно и стыдно… и еще очень-очень горячо… Невыносимый жар охватил Лили, и хотелось сбросить остатки платья, и все, что под ним, — а в первую очередь, конечно, душное тяжелое тело, остро пахнущее мальчишеским потом…

— Фрэнк!

Снова получилось тихо и слабо, и она набрала в грудь воздуха для настоящего крика — но он захлебнулся в чужих влажных губах, намертво налипших на ее губы, раздвинутые мокрым и длинным бесстыдным языком.

В спину садняще впилась дощатая перекладина забора.

ГЛАВА II

«Атлант-1», экспериментальный научно-исследовательский межзвездный корабль

Одиннадцать человек в рассчитанном максимум на троих отсеке связи — это как-то слишком. Из всей команды отсутствовали только навигатор Поль Дере и врач Коста Димич, несшие вахту. Олегу Ланскому пришлось буквально въехать в пульт: отсюда, из левого угла, Феликсу было хорошо видно, как выступающий черный край врезается связисту в грудь. Удивительно, как тот еще ухитрялся двигать руками. Кондиционеры не справлялись с удесятеренным дыханием и испарениями тел: в узле почти моментально стало жарко и душно. Толпа возбужденно гудела и колыхалась, переступая с ноги на ногу. И не отрывала одиннадцати пар глаз от многочисленных мониторов, мерцающих в режиме оперативной готовности.

В прошлый раз, десять месяцев назад, все было совсем по-другому.

Разумеется, когда Ланский объявил, что на связи Земля, все точно так же ринулись в Центральный узел. Еще бы: если в начале полета сеансы регулярно происходили раз в семь дней, то с момента последнего прошло уже три недели. Люди успели и забеспокоиться, и соскучиться. Однако командир Нортон, всех опередив — тогда Феликс еще гадал, каким это образом? — и только теперь понял, что тот шел напрямую, через «сквозняк»… — так вот, опередив всех, Александр Нортон по «внутренней синхронке» приказал экипажу оставаться на рабочих местах и подходить по одному, по вызову связиста Ланского.

Вот так, просто и чинно, как на прием к врачу. Кстати, Коста больше всех шумел по этому поводу — остальные, насколько помнил Феликс, отнеслись к приказу спокойно и с пониманием. Толчея у входа в узел быстро рассосалась. Сам инженер Ли, втайне гордясь своей неслыханной дерзостью, направился не на рабочее место, а в Зимний сад — все-таки гораздо ближе к Центральному, если что. Конечно, оказалось, что не он один такой умный: тут уже сидели за столиком под сенью совсем небольшой еще монстеры и программист Олсен, и механик Кертис, и планетолог Растелли, и физик Корн, и медик Димич, — тут-то Коста и развозмущался произволом командира. Никто его в общем-то не слушал. Все напряженно впились глазами и слухом в ребристую коробку под потолком отсека — динамик синхронки.

Феликсу казалось, что его имя никогда не прозвучит. Прозвучало — и даже раньше, чем имена половины собравшихся. Он припустил так, что и по «сквозняку» вряд ли получилось бы скорее. Ворвался в узел, увидел на мониторе мамино лицо и чуть было не бухнулся мимо кресла.

Олег даже не улыбнулся. Помог подстроить наушники и микрофон, передвинул какие-то рычажки на своем необозримом пульте, а сам деликатно влез в другую, автономную пару ушей и отвернулся в сторону. Разговоры членов экипажа с родными и близкими были сугубо личным делом каждого. Маленькой тайной, крошечным островком своего, домашнего, земного, на который все они — герои, первопроходцы, экспериментаторы — имели человеческое право. Никому и в голову не могло прийти ставить это право под сомнение…

Сегодня никому не пришло в голову даже вспомнить о нем.

Рядом оказался огромный, тяжело пыхтящий Брэд Кертис, и Феликсу пришлось еще посторониться, хотя куда уж еще. Голова Брэда поместилась аккурат напротив глаз и закрыла собой две трети мониторов. Пришлось как следует пихнуть механика в плечо, а потом, после паузы, снова и посильнее. Со второго раза толстокожий увалень принял сигнал и подвинулся.

— Готовность тридцать секунд, — объявил Олег.

Воцарилась абсолютная тишина.

На мониторах сине-зеленая шахматка сменилась глухим черным фоном, в глубине которого вспыхнули и начали беззвучно сменяться оранжевые цифры. Двадцать семь. Двадцать шесть…

Но почему они так долго молчали, почему?! — лихорадочно думал Феликс, и то же самое крутилось в мозгу у всех остальных, от чего эта мысль почти зримым куполом повисла над пультом. Если была такая возможность… если могли…

Тогда, десять месяцев назад, выходя по одному из Центрального узла, члены экипажа уже не надеялись на регулярные еженедельные сеансы. Расстояние увеличивается с каждой внутренней секундой, помех становится все больше, нити между Землей и «Атлантом» рвутся одна за другой… все на борту прекрасно это понимали. И вооружились завидным терпением: ведь рано или поздно сигнал с Земли должен был преодолеть все помехи! — как в тот раз.

Но вот снова прошли три недели… потом четыре…

Было тяжело. Все уже знали, но пока никто не произнес этого вслух, надежда упорно не умирала. Вошло в привычку, пересекаясь в столовой или в Зимнем саду с Ланским, как бы невзначай интересоваться у него, исправны ли антенны. Вспомнилась масса вещей, о которых непременно надо было рассказать родным, оставшимся на Земле. Феликс своими глазами видел, как Йожеф Корн, до невозможности педантичный физик из научного состава экспедиции, записывал особо важные пункты будущего разговора в электронный блокнот. И чуть было сам не завел такого блокнота — ведь во время сеанса все всегда вылетает из головы. Вот и в прошлый раз он так и не спросил между делом у мамы, слышала ли она что-нибудь о Ланни…