За горизонт - [8]

Нарушаем, стало быть, устав караульной службы.

— Да понял, я понял, потерпи минуту, — отпускаю дверь и застегиваю на псинке ошейник. Цепляю к ошейнику поводок. Псина порывается проскочить мимо меня к лестнице.

— Пошли, лохматый, — сколько же собака терпела? Два дня, три?

На улице темно и пусто. Только где–то в соседнем дворе на повышенных тонах шумит компания подростков.

Да ты, оказывается, лохматая, а не лохматый.

— Давай, давай, не торопись, — псина излучает такое облегчение, хоть в рекламе памперсов снимай. — Готово? Пошли домой, — дел у нас теперь несколько больше, чем предполагалось.

Пропустив вперед дисциплинированно рванувшего домой пса, закрываюсь в квартире.

Первым делом налить воды в пустую чашку.

Собака бросается к чашке и начинает жадно лакать.

— Не лопни. Чем тебя хозяйка кормила? — инвентаризирую холодильник.

Молоко, сыр, яйца. Во, кусок варёной колбасы, сойдёт пока.

— Жуй, давай. А я пока, если ты не против, осмотрюсь тут, — жадно чавкающая псинка явно не против.

— Мдэ, — одна комната, две кровати, письменный стол, старый шкаф. Как он ещё не развалился бедный? Разрисованные фломастером обои. Ох, ругалась мамка наверно.

Скромно все очень.

Из заслуживающего внимания только новенький ноут и шкатулка с женскими побрякушками.

Хм, неужели нет запаса на чёрный день?

Что–то не верится, что юристы–стахановцы в банке за харчи работают. Не стыкуется что–то.

Запас нашёлся минут через десять, и серьёзный по местным меркам запас, почти три тысячи американских рублей. На квартиру копила, не иначе.

Засиделся я что–то тут, пора и честь знать.

На ход ноги выгребаю в пакет все продукты из холодильника. Чтоб не воняло. Часть выкину по дороге, часть скормлю псине. Вилку электропитания из розетки, нечего свет зря жечь.

Ноут, шкатулку, детские шмотки сгребаю в найденную под кроватью сумку «мечта оккупанта».

— Не рычи, не забуду, — складываю туда же собачьи миски, и подстилку её прихватить надо бы.

— Ко мне. Стоять. Спокойно, девочка, спокойно, — опять цепляю собаку на поводок. — Рядо–о–ом, — псина послушно прижимается к левому бедру.

Хм, да ты дрессированная, похоже.

Заперев двери в квартиру, спускаюсь к машине. Собака, как привязанная, семенит слева у ноги. Точно дрессированная.

Закидываю сумки на заднее сиденье. Собака уверенно заскакивает в открытую дверь и взгромождается на сиденье — автомобилистка значит.

Снимаю дорогие перчатки из очень тонкой кожи. Ага, я предусмотрительный. Заношенные до дыр кроссовки выкину по приезду. Собаку вот только не выкинешь, улика блин.

— Улика, какое у тебя погонялово по жизни?

Лохматая улика риторически молчит.

— Молчишь. Ну, раз молчишь, будем называть тебя — «Эйтыкактебятам».

— Хххрррр.., — не соглашается со мной псина.

— Не нравится? Предлагай варианты.

Вместо вариантов собака тыкается мордой в мою руку.

— Опять молчишь? — жаль, документов на тебя не нашёл никаких. Придётся и этот головняк разруливать со временем.

Хотя, зачем откладывать. Прямо сейчас и попробуем твое погонялово пробить. Слишком уж хорошо ты выдрессирована. Толковых кинологов у нас на деревне всего два. И один из них моя бывшая соседка.

На светофоре срисовываю из записной книжки Ленкин номер.

— Алло, — отвечает из трубки хриплый мужской голос.

А вот ты, урод, мне совсем не нужен, нелюбим мы друг друга еще со школы.

— Ленку позови, у меня вопрос срочный по собакам.

— Дэн, привет. Ты как? Соболезную, держись давай. Помочь чем?

— Ага, помочь. Лен, у тебя кавказы были последние два–три месяца? — вгоняю Ленку в ступор.

— Нее…. Только Муха, но её не было последние два занятия, — вот и пойми женщин.

— Так нее…? Или только Муха. Что за Муха? — псинка напрягается, вот значит, какой у тебя оперативный псевдоним.

— Мухтарка, очень умная и спокойная девочка. Хозяйка у неё с сильным прибабахом правда, — осекается на полуслове Ленка. — Про собаку не было ничего в новостях, как она? — кто про что, а Ленка про собак.

— Муха, голос!

В замкнутом пространстве машины собачий рык давит на уши не хуже выстрела. Мощный голосище, однако.

— Лен, не говори никому о моем звонке. Я сам заеду, как все устаканится, — сбрасываю вызов.

В день «Великой Октябрьской Социалистической Революции», ой прошу пардону, день «Согласия и Примирения», у нас в стране не работает ни одно учреждение. Даже дежурного врача в детской больнице не обнаружилось. То есть он где–то есть, но где конкретно, дежурная медсестра не знает.

— Ушёл на обход, будет через час, — не молодая уже медсестра честно смотрит мне в глаза.

Делаю вид, что поверил.

— Завтра приходите.

Ага, счаз. Есть у меня на вас метод. Бабло неизбежно побеждает зло, вот и тут победило. Пусть и не сразу.

— Что, халат и бахилы накинуть? Не вопрос, — мне не до мелочей сейчас. — Марлевую повязку надеть? О? кей, — вполне разумно с моим–то личиком. Ни к чему малолетних пациентов пугать.

По длинным мрачноватым коридорам медсестра проводит меня почти в самый конец отделения. Маленькая палата с парой металлических кроватей, капельница, окрашенные масляной краской стены, подобие штор на окнах — больничка во всей красе. Хотя о чем я, по местным меркам это почти VIP уровень.