За годом год - [95]

— Есть какие-нибудь новости? — спрашивала она.

— Нет.

— Приходили на завод за информацией?

— Пока ничего не слышал. Если бы кто пришел, узнали бы. В конторе есть наш товарищ, он обо всем сообщает.

— Странно, что они не приходят сюда. Ко мне домой тоже не являлись.

— Я до сих пор их жду.

— А уже много времени прошло.

— Да.

— Вчера виделась с Энрике. Запрет на свидания снят.

— Самое тяжелое время в Пуэрта дель Соль. Как из Управления отправят в тюрьму, считай, худшее позади.

— Он мне так и сказал.

— Хуже, если на допросе не выдержишь и проговоришься. Тогда несдобровать. Они считают, что тебе известно больше, чем ты сказал. Энрике не знает, когда его будут судить?

— Нет, не знает. Думает, что ему дадут шесть лет.

— Хороший товарищ. На заводе все жалеют его. Ну а ты как живешь?

— Ну как она может жить? Что за вопросы ты задаешь? Как я жила бы, если бы тебя схватили? С растерзанным сердцем, конечно, — ответила за Росу Элена.

— Да, гроза пронеслась совсем рядом.

— Вас-то никого не забрали, — сказала Роса. В ее голосе слышалась обида.

— Кому-то рисковать надо, иначе дела не сделаешь.

— Так-то оно так. Да всегда расплачиваются одни и те же.

— А кому же расплачиваться? Конечно, тем, кто подставляет грудь под удар.

— А мы могли бы жить так счастливо!

— Без борьбы Энрике не был бы счастлив! Да и слезами горю не поможешь. Сейчас самое важное — не останавливаться на месте.

— Я это стала понимать. А сначала только плакала. При последней встрече Энрике меня сильно воодушевил. Велел обнять вас и сказать, чтобы вы продолжали борьбу.

— Важно, чтобы никого больше не забрали, чтобы аресты прекратились.

— Энрике не проговорился, — сказала Роса.

— Да, это самое важное. Только бы никого больше не арестовали, — повторил Аугусто. — А уж мы посмотрим, что предпринять.

Поговорив с Эленой и Аугусто, Роса уходила к себе. Долгие часы она просиживала у окна. На улицах, как обычно, словно ничего не произошло, беспечно болтали и смеялись люди… Прошла весна и наступило лето. В кронах деревьев поселились щебечущие пичужки.

— Вот это надо обязательно отнести Хоакину, — сказал Гонсалес.

— А здесь много?

— Несколько свертков.

— А кто их понесет? Ты?

— Наверное.

Роса сидела на балконе с детьми Элены. Она смотрела на улицу, на прохожих, которые, прячась от солнца, шли по теневой стороне. Обернувшись, Роса взглянула на Гонсалеса и Аугусто. Они разворачивали свертки. «Прямо как Энрике. Они такие же, как Энрике», — подумалось ей. И чувство, похожее на радость, захлестнуло ее сердце.

— Пойду я, — сказала она.

Аугусто с Гонсалесом отложили пакеты.

— Ты?

— А разве я не имею права? Давайте отнесу. Я тоже хочу помогать по мере сил. Представьте, что на моем месте Энрике. Рассчитывайте на меня, как на него.

Роса взяла сверток и положила в сумочку. Крепко сжала ее в руках. Внезапно спокойствие вернулось к ней. Спокойствие и непоколебимая уверенность. Одиночество, печаль, грусть разом исчезли, оставили ее. В повседневной борьбе заключалась жизнь. Во всех этих делах, во всех этих людях, в тысячах таких, как Хоакин, Аугусто, Гонсалес. И это роднило ее с ними. Со всеми теми, ради кого боролся Энрике.

Роса вышла на улицу и направилась на встречу с Хоакином. Сверток с подпольной литературой она несла, прижав к груди.

Они оба посмотрели на сумочку, лежавшую на стуле. Из-за стойки, там, где была кофеварка, за ними кто-то наблюдал.

— Сейчас отдать?

— Подожди немного, — ответил Хоакин. Он не сводил глаз с человека у стойки. — Подожди, — снова повторил он.

— Кто-то следит?

— Да, кажется, бармен.

Хоакин взглянул на Росу. У нее были большие, ясные, лучистые глаза. «А Энрике был прав, она красивая».

Бармен повернулся к ним спиной, что-то поправляя в кофеварке.

— Давай, — быстро сказал Хоакин.

Роса открыла сумочку и достала сверток. Это была обычная дамская сумочка: в отделениях лежали губная помада, пудреница, платочки.

— Вот, здесь все, — сказала она.

Хоакин спрятал пакет в газету, которую держал в руках. Они несколько минут сидели молча, смотря на улицу в окна бара. На тротуаре, беседуя, стояла группа женщин.

— Каждые две недели сюда же и в это же время я буду приносить тебе литературу, — сказала Роса.

— Ты не заметила, за тобой не следили?

— Нет, ничего не заметила. Увяжись за мной кто, я не сидела бы тут, — возразила Роса.

— Ладно, я пошел. Схожу на свою старую квартиру.

— Как хочешь. Если надо, я тебя провожу. Когда идет парочка, всегда меньше подозрений.

— Нет, не надо меня провожать. У тебя свои дела.

— А ты там теперь не живешь?

— Нет, я живу у Пепиты. Когда уехала мачеха, они заставили меня перебраться к себе. Пепитина мать настояла, чтобы я жил у них, пока мы с Пепитой не поженимся. Говорит, мы, мужчины, не умеем хозяйничать.

— Она права.

— Я уже два месяца как не был на своей старой квартире, — сказал Хоакин.

— А куда вы сегодня идете?

— Как спрячу понадежней эту штуку, пойдем с Пепитой гулять.

Роса слушала Хоакина рассеянно, кусочком спичечного коробка чистя ногти. Она вспоминала Энрике, и ей становилось немного завидно при мысли о том, что Хоакин с Пепитой пойдут гулять.

— Мы тоже много гуляли. Энрике очень любил бродить, — сказала она.