За годом год - [90]

— Когда родится внук, они изменятся.

— Я тоже на это надеюсь, но, если не изменятся, бог с ними. Мы в них не нуждаемся.

— А Луис что говорит?

— В конце концов, это его родители. Но он не любит говорить об этом, это его огорчает.

В окно врывались крики уличных торговцев, доносился шум из коридора, шаги хозяйки квартиры.

— Ну как, удалась забастовка?

— По крайней мере в этом квартале удалась. Когда я возвращался от адвоката, все шли пешком. А как сейчас, вечером, не знаю. Я не выходил на улицу.

— Получилось лучше, чем можно было ожидать.

— Я ожидал, что так будет…

— Ну, ты великий человек…

Антония на миг прервала свой интимный разговор с Пепитой, чтобы спросить мужчин, не желают ли они чашечку солодового кофе.

— Такую роскошь, как настоящий кофе, мы не можем себе позволить. Слишком дорого для нас.

— Вы как хотите, а ради меня не беспокойтесь, — сказал Хоакин.

— И ради меня тоже, — добавила Пепита.

— Ну, какое же это беспокойство? — возразила Антония.

— Я тебе помогу, — предложила Пепита.

Двое друзей продолжали свой разговор.

— А уроки ты кому даешь, мальчикам или девочкам?

— И тем и другим, но только по отдельности.

— А почему?

— В школах запрещено совместное обучение. Этого придерживаются неукоснительно.

— По-моему, это какой-то абсурд.

— Да, но что поделаешь? Я тоже так считаю. Ты же знаешь, как в военном уставе: приказ есть приказ, каким бы глупым он ни был.

Они немного помолчали. Хоакин взял с полки книгу и стал ее листать.

— Тебе нравится Мачадо? — спросил Луис.

— Да.

— Возьми почитай его стихи, изданы в Аргентине.

Антония с Пепитой накрыли на стол.

— Ну, а когда вы поженитесь?

— Видно, не скоро. Вот как освободится его квартира, — сказала Пепита, кивая на Хоакина.

— Ну, значит, не очень скоро.

— Ждать никаких сил нету. — Пепита сокрушенно махнула рукой. — Я не хочу оставаться старой девой.

— А у нас вышло не так плохо, как предполагали. Как говорится, риск благородное дело, — сказала Антония, намазывая маргарином кусок хлеба.

— Да, все это верно. Но ходить чуть ли не как дикари, в набедренной повязке, — это не для меня. Сами знаете, в доме, где нет муки, одни муки, — сказал Хоакин.

— Ну, дорогой, я ко всему привыкла, не думай, что меня пеленали в шелковые пеленки. Да кроме того, мои родители нам помогут.

— Твой отец замечательный человек, Пепита. Но ведь не могу же я быть на твоем иждивении! Твои родители сами не ахти как живут.

— А как Мария? И остальные? — спросила Антония у Хоакина.

— Как всегда. Мария стала пить еще сильней, льет, как в бочку. Аделита, девочка фалангиста, ходит в школу, болтает без умолку, как сорока. Меня она очень любит.

— А что делает Ауреа? — в свою очередь спросил Хоакин.

— О тетке я уже давно ничего не знаю. Однажды пришла с моим братом навестить нас. Что-то у нее не в порядке, все лицо покрылось прыщами, — ответила Антония. — По-моему, ее дружок-мясник не очень-то чистоплотный, а она болеет, видно, женской болезнью.

— У него сифилис, — сказал Луис.

— А-а.

— Педро, как всегда, занимается своими делишками. В один прекрасный день угодит в тюрьму. Мне его очень жалко, больно он хороший парень.

Антония поднялась с кровати, на которой сидела, чтобы убрать со стола. Она поставила чашки на пол рядом с пишущей машинкой. Подойдя к балкону, открыла дверь.

— Видели, какая отсюда панорама? Вон там, внизу, Арройо Аброньигаль. А тут потихоньку-полегоньку прямо по шоссе можно добраться до Барахаса. Хуже всего шум от транспорта. Пока не привыкнешь, глаз ночью не сомкнешь. Днем-то хорошо, развлечение, высунешься и смотришь, как бегут битком набитые трамваи из Пуэбло Нуэво и Канильехаса… И еще тут проезжают катафалки на кладбище.

— Видите, какая у меня веселая и забавная женушка, — рассмеялся Луис.

— А по воскресеньям, когда бывает коррида, вся арена заполняется народом и оттуда раздаются крики, шум, музыка… Я, наверное, глупая, но стоит мне увидеть пикадоров на своих конях и услышать, как кричат зрители, все во мне переворачивается, даже объяснить трудно. Будь я мужчиной, наверняка пошла бы в тореро, ну, конечно, не насовсем. А знаете, я ни разу не была на бое быков. Помню, в детстве, в деревне, меня водили на какое-то жалкое подобие корриды…

Антония умолкла, задумчиво глядя на улицу. Луис неторопливо закурил.

— Да, наш квартал забавный. Здесь полно всяких забегаловок, куда заходят люди, возвращающиеся с похорон. Это квартал менял, скупщиков, ростовщиков, ссужающих из тридцати процентов, проституток с площади возле стадиона, цыган. Кишат, точно муравьи. Тут тебе и бары, и погребки, и притончики, где играют в лягушку, и тиры для стрельбы, и рулетки, где никто никогда не выигрывает, и грязные харчевни, где подают неизвестно из чего сделанную яичницу. Полно чистильщиков сапог, которые целыми днями нежатся на солнышке, сидя на своих ящиках. И даже имеется школа тауромахии для туристов, — рассмеялся Луис.

Они еще долго стояли на балконе, рассматривая прохожих, возвращавшихся домой. Трамваи, набитые пассажирами, медленно ползли вверх по крутой улице Вентас.

— Ну, пойдем, Хоакин? — сказала Пепита.

— Да, нам далеко.

— Навещайте нас чаще.

— Как-нибудь обязательно зайдем.