За дверью - [39]

С тех пор удальцов никто не видел, но говорят: если в самую тёмную ночь месяца остановиться у Проклятого кладбища, то можно услышать крики о помощи и различить светящиеся фигуры, блуждающие среди могил.

— Прикольно, — сказала Галя, — а помнишь ты ещё рассказывала сказочку про демона-проказника и похотливую кошку, сбежавшую от него прямо из кровати?

— Ты рассказывала ей эту историю? — изумился я, а Наташа хрюкнула и спрятала лицо в ладонях, — и она тебя даже не поцарапала?

Галя внимательно посмотрела на меня, потом на Натку и нахмурилась.

— Она даже не поняла, в чём соль! — плечи Наташи тряслись.

— То-то я думаю, почему Оля так хохотала, — Галька больно ущипнула меня, — похотливая кошка, ха! Ничего подобного со мной вообще никогда не происходило! Вот так. И вообще, дурацкая, абсолютно несмешная сказочка для дебильных детей.

— В Усиновке её все знают, — подал голос Витёк, на физиономии которого появилась неожиданная улыбка, — обычно её рассказывают сразу после той, где Ангел совращает жену посла, пока тот трапезничает с королём.

— Это ещё кто растрепал? — изумился я и покосился на совершенно пунцовую Галю, — понятно. В чёртовом дворце ни хрена нельзя сделать, чтобы за тобой не следило полсотни глаз! Надо будет почитать твою книгу, последить за своими похождениями.

— О, для тебя там выделена целая часть, — Наташа лукаво ухмыльнулась, — такой персонаж…Влюбиться можно.

— Или испугаться, — очень тихо проворчал Витя.

Карета остановилась, и грум в лазоревой ливрее повис на подножке, осторожно сунув веснушчатое лицо в окно. Смазливая мордашка, такие обычно нравятся Гале. Вот и сейчас слуга, точно преданная собачка, внимательно смотрел в глаза девушке, расположившейся на моих коленях.

— Прошу прощения, — грум сверкнул крепкими белыми зубами, довольно редкими, как для здешних мест, — кучер, сталбыть, пребывает в недоумениях. Дорога, её растудыть, расходится. Прямо, эт — в Усиновку, а влево, сталбыть, в именье его светлости. Так, кудыть?

Судя по речи, при дворе ещё не слишком долго. Где Галя раскопала сей лохматый подарок судьбы? Впрочем, это — её дело. Касательно вопроса…Прямо сейчас я к графу не собирался: навестим его светлость вечерком. Наташа вопросительно мотнула головой, а Витя сжал в руке многолучевой оберег, точно решалась сама его судьба.

— Давай прямо, — я поцеловал Галю в шейку, заработав ревнивый взгляд слуги, — окунёмся в пастораль, хочется почувствовать себя героем буколики, опроститься…

— Начни со смены лексикона, — Ната скорчила недовольную физиономию, — сталбыть, растудыть…Убивала и за меньшее!

— Но, но, — Галя нахмурилась, — пока даже не вздумай! Я ещё не наигралась. Что я, зря его отмывала и приводила в порядок?

Значит я угадал.

— Научи этот кусок дерьма выражаться по-человечески или, по крайней мере, молчать в моём присутствии, — Наташа преодолела приступ раздражения и вновь подставила лицо свежему ветерку, несущему аромат цветущих деревьев, вперемешку с вонью дерьма. Как всегда, на полбочки мёда — полбочки дёгтя. Здесь и повсеместно. Пропорции иногда меняются, но почему-то всегда в худшую сторону.

Полоса деревьев поредела, открывая поля, уходящие далеко, к самому горизонту, где лениво плыла кавалькада пухлых облаков. В глаза сразу же бросались ухоженные участки с золотистыми колосьями, устремившими к небесам остистые верхушки. Тёмные фигуры крестьян активно орудовали длинными предметами. Какого чёрта они там делали — не знаю, сельское хозяйство меня никогда не интересовало.

Кое где взгляд натыкался на рослого детину с увесистой дубиной в мускулистых руках. Дружинники графа, как и другие надзиратели, имели двойное задание: охранять работающих крестьян от разбойников и следить, чтобы опекаемые не отлынивали от работы.

Поля вновь сменились деревьями, но теперь — фруктовыми. Судя по всему, Усиновка успешно процветала, как и большая часть мелких поселений Власи. Стоило Лилии и Симону установить жёсткий контроль над денежными потоками королевства, позволив Роберту пить в своё удовольствие и дела пошли на лад. Если бы ещё не постоянное нытьё Ильи: дескать экономический подъём соседствует с нарастающим мракобесием. Но тут уж следует выбирать что-то одно: или университеты, или сытые горожане.

Карета замедлила ход и чей-то пронзительный голос принялся повизгивая требовать какие-то «грамоты али ишшо какие дохументы». Оглушительный хлопок кнута и жалобное повизгивание возвестило о том, что кучер вполне профессионально справился с возникшей проблемой. Да и то, каким нужно быть идиотом, чтобы остановить экипаж с королевским гербом на дверцах?

Витёк, при звуках пронзительного голоса, рванувший было к выходу, осел и широко ухмыльнулся.

— Пёс Усинского, — пояснил он, — ночью, когда действительно опасно, они удирают в трактир и щупают там местных девок, а днём выползают к воротам, показать, кто тут хозяин.

Я выглянул наружу. Около распахнутых ворот сидел в пыли долговязый бородач и растерянно смотрел на карету, пытаясь зажать ладонью кровоточащую рану на щеке. Ещё один верзила, в такой же зелёной одежде, удрал на другую сторону дороги и хлопал беззубой пастью, испуганно уставившись на герб Медведко.