За чужую свободу - [53]

– Ах, это прелестно, – щебетала Пронская, – я и Софья Григорьевна будем в русских платьях, а Зина в тирольском костюме.

– А я буду изображать немецкого малютку, – смеясь, вставил Строганов.

– Я тоже, – вмешался Олсуфьев, – буду играть роль мальчика. Правда, Саша, – обратился он к Строганову, – у нас выигрышные роли? Мы будем маршировать и припевать: «Wir danken, wir danken!«Только как же, Софья Григорьевна, ведь мальчиков не хватает, не примете ли вы участие? – смеясь, предложил он Бахтееву.

– Молчите, – погрозила ему пальцем Софья Григорьевна, – вот передам ваши слова Александру Семеновичу он покажет вам, как насмехаться над его пьесой.

– Это будет ужасно, княгиня, – всплеснув руками, воскликнул Строганов, – вдруг он заставит нас выучить наизусть всю пьесу! Это будет действительно ужасно Это убьет меня вернее неприятельского ядра!

Девятнадцатилетний Строганов, действительно походил на мальчика. Он шутил и смеялся. Бедный юноша, мог ли он предвидеть в эти минуты, что через год неприятельское ядро разорвет его в клочки!

– Нет, серьезно, – сказала Софья Григорьевна это преинтересная вещь. Я вам покажу ее.

Она быстро вышла в соседнюю комнату и вернулась с рукописью в руках.

– Вот смотрите, – начала она, – пьеса называется» Маленький праздник или слабая дань благодарности русским воинам в лице главнокомандующего над ними». Послушайте немного. Уверяю вас, что некоторые фразы нельзя читать без умиления. Ведь Александр Семенович такой мастер. Недаром государь поручает ему писать самые возвышенные манифесты! Послушайте же. Это мы с Зиной будем играть первое явление.

– Господи, помилуй! – шепнул Строганов на ухо князю.

– Я говорю, – продолжала Софья Григорьевна, – Зина, а ты говори свою роль, хорошо? Помнишь ее?

– Я знаю наизусть, – ответила Зинаида Александровна, – и это вовсе не так страшно, – и она бросила цветок в Строганова.

– За это торжественно беру назад свои слова, – воскликнул Строганов, ловя цветок.

– Да замолчите же, наконец, – прикрикнула Софья Григорьевна. – Я начинаю.

Она стала в позу и слащавым, умиленным тоном начала:

– Где мы? На берегах Эльбы! Российский орел летит, и под сень крыл его стекаются народы.

Зинаида Александровна вскочила с места и с пафосом отвечала:

– По всему пути услаждали нас ясные дни, теплые ночи, благорастворительный воздух; иного не видали и не слыхали мы, как сияние торжественных огней и крики радостей и восторгов. Казалось, небо нас благословляет, и земля, расцветая под ногами нашими, празднует наш приход..

Подняв к потолку глаза, Софья Григорьевна продолжала.

– Ах, моя милая! Как приятно видеть славу своего отечества! Кто возвел нас на высоту сего блаженства?

– Не правда ли, как это трогательно? – обратилась она к Бахтееву.

– Весьма, – ответил он, – но, пожалуй, преждевременно. Народы пока еще в когтях Наполеона и боятся идти под сень крыл российского орла.

– Как! – воскликнула Пронская, – вы не видите наших побед?

– Поживем – увидим, – ответил Новиков, кусая губы.

Его начинало раздражать это дамское общество, эта слащавая болтовня и мечты о каком‑то празднике. Зарницын тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Ему, уже давно не бывавшему в светских гостиных, все эти разговоры казались дикими и неуместными.

Разговор перешел на бал, который собиралось дать местное общество в честь государя.

Среди этого потока разговоров Бахтеев жадно ждал усдышать хоть одно слово о той, далекой… Несколько раз пытался он спросить, не имеют ли они, случайно, сведений об его дяде, но не мог решиться.

Время шло.

Лев Кириллович поднялся, за ним и Новиков с Зарницыным. Только тут дамы поинтересовались спросить, куда он отправляется. Князь ответил, что в авангард.

– Счастливец, – вздохнула Пронская, – он будет в Париже раньше нас.

Только сев на лошадей, друзья свободно перевели дух

– С таким штабом далеко не уйдешь, – произнес Новиков, резюмируя этими словами общее впечатление.

Бахтеев ничего не ответил. Эта встреча петербургских знакомых пробудила в его душе мучительные воспоминания.

XI

Зарницын уговорил Бахтеева и Новикова остаться до следующего утра. Была уже страстная суббота.

– Разговеемся вместе, а там и расстанемся, – говорил он. – Бог весть, когда приведет судьба снова встретиться.

Оживление в городе не прекращалось. Заехав в полк и оставив там лошадей, друзья отправились бродить по городу. По всем улицам двигались оживленные толпы народа, офицеры союзных войск уже успели свести знакомство С местными дамами и парочками гуляли по городу. Особенно много народу толпилось по берегу Эльбы у великолепного моста, по ту сторону которого остановился государь. По сю сторону поселился прусский король, но он не привлекал к себе общественного внимания. Говорили, что государь сейчас пешком перешел мост среди народа и теперь находится у прусского короля. Многие офицеры брали лодки и катались по Эльбе, любуясь ее цветущими берегами.

То здесь, то там раздавались звуки музыки и слышались крики в честь русских.

Ничто не напоминало войны, а скорее, общее ликование по случаю мира. О Наполеоне словно забыли, о нем даже не говорили. Большинство думало, что он где‑то далеко, в истощенной Франции, готовой к возмущению, что он с трудом собирает кое – какое войско, чтобы хоть не с голыми руками встретить союзные войска. О том, что он зять австрийского императора и что Австрия еще не сказала своего слова, тоже словно забыли.