За чертой - [13]

— Представляешь, прямо тут — вон там, в миле отсюда, — вчера вечером дорогу перешла пума.

— Ну… эти-то да, эти встречаются, — сказал мальчик.

— А то мой племянник гончих собак завел. Нескольких английских кунхаундов — знаешь таких? Линия разведения еще от братьев Ли.^{12} Очень такие… милые собачки. Так вот, ему бы не хотелось, чтобы они тут, понимаешь ли, в капканы попадались.

— Да я отсюда щас сразу наверх, к Хог-Кэниону, — сказал мальчик. — А оттуда и вообще на Блэк-Пойнт.

Старик молча курил. Конь повернул голову, понюхал грузовик и вновь отвел взгляд.

— А слыхал про пуму из Техаса и пуму из Нью-Мексико? — спросил старик.

— Нет, сэр. Думаю, не слыхал.

— Вот… Стало быть, встретились техасская пума и пума из Нью-Мексико. На границе этак постояли да и пошли охотиться всяка восвояси. Но договорились, что весной сойдутся и сравнят, померятся успехами и всякое такое, а когда пришла весна и они встретились — глядь, а та пума, что из Техаса, прямо что на ладан дышит. Которая из Нью-Мексико поглядела-поглядела на нее да и говорит: «Господи, — говорит, — ну ты, сестрица, прямо что в жутком виде!» И стал-быть, спрашивает ее: что, мол, с тобой стряслось? А та в ответ: «Сама не пойму! Только и знаю, что с голодухи чуть было ноги не протянула». А наша ей: «Ну так расскажи, как дошла до жизни такой. Наверное, делала что-нибудь неправильно?..» И вот, значит, техасская пума ей и говорит: «Я пользовалась только старыми испытанными методами. Заберусь, — говорит, — эдак вот на сук над тропой, а когда какой-нибудь техасец внизу проезжает, я тут же, страшно рыча, скок ему на загривок! Таким, — говорит, — манером. Только так и делала…» Ну вот, а наша, стало быть, бывалая пума из Нью-Мексико окинула ее взглядом да и отвечает: «Коли так, я не пойму, как ты жива-то еще. С техасцами подобная тактика не проходит в принципе, и как ты только зиму пережила! Слушай, — говорит, — сюда. Во-первых, твой рык их так пугает, что аж последнее говно с брюха наружу. Потом, когда ты прыгаешь им на загривок, из них и вовсе дух вон. То есть ни духа, стал-быть, ни брюха! И что от них, болезных, остается? Один ремень с пряжкам да сапоги с гвоздям!»

Хрюкая и сопя, старик припал к баранке. Потом поперхнулся, начал кашлять. Взглядывал вверх, хватал ртом воздух и вытирал мокрые глаза пальцем. Наконец покачал головой и опять глянул на мальчишку.

— Ты понял? Соль-то уловил? — сказал он. — Насчет техасцев.

Билли улыбнулся.

— Да, сэр, — сказал он.

— А сам-то, случаем, не из Техаса?

— Нет, сэр.

— Да что я спрашиваю! Сам вижу, что нет. Ладно, поехал я дальше. Захочешь наловить койотов, милости прошу на мое ранчо.

— Хорошо.

Где его ранчо находится, старик не сказал. Воткнул передачу, сдвинул рычажок опережения зажигания вниз, вырулил на дорогу и уехал.^{13}

Когда в понедельник они поехали проверять капканы, снег везде растаял, сохранившись только в обращенных к северу кулуарах и мульдах да в лесных зарослях на склонах севернее перевала. Волчица раскопала все закладки, кроме тех, что были на тропе, ведущей в Хог-Кэнион; и каждый раз теперь она переворачивала и захлопывала их.

Они собрали капканы, и отец насторожил две новые закладки, сделав их двойными: один капкан закапывался под другим, при этом нижний ставился вверх ногами. Вокруг наставили еще капканов без привады. Покончив с этими двумя закладками, возвратились домой, а когда объезжали их следующим утром, в самой первой нашли мертвого койота. Эту закладку убрали вовсе, койота Билли привязал к задней луке седла; поехали дальше. У койота потекло из мочевого пузыря, струйка намочила конский бок, распространился странноватый душок.

— Отчего этот койот умер? — спросил мальчик.

— Не знаю, — сказал отец. — Иногда животные просто берут и умирают.

Вторая хитроумная закладка была вырыта, и все пять капканов захлопнуты. Отец долго на все это смотрел, не сходя с лошади.

От Эколса ни ответа ни привета. Билли с Бойдом поехали по дальним пастбищам, стали понемногу собирать скот. Нашли еще двух задранных телят. Потом еще одну нетель.

— Знаешь что… Ты отцу не говори пока, если не спросит, — сказал Билли.

— Это почему?

Они сидели на конях бок о бок: Бойд — в старом седле Билли, Билли — в мексиканском седле, которое отец для него на что-то выменял. Осмотрели кровавый кошмар в кустах.

— Никогда бы не подумал, что она может завалить такую здоровенную телку, — сказал Билли.

— А почему отцу-то не сказать? — спросил Бойд.

— Ну зачем его еще больше расстраивать?

Развернулись, поехали.

— А ведь он может спросить, как тут и что, — сказал Бойд.

— Когда последний раз ты радостно выслушивал плохую новость?

— А если он сам найдет?

— Значит, сам и узнает.

— И что ты тогда ему скажешь? Что не хотел его расстраивать?

— Ч-черт. Ты хуже матери. Я уже жалею, что завел про это разговор.

С того дня Билли было доверено заниматься капканами самому. Он поехал на «Складскую гряду», взял у мистера Сандерса ключ, отпер хижину Эколса и принялся изучать содержимое аптечных полок в сенях. Нашел на полу еще ящик, в нем опять пузырьки и бутылки. Пыльные флаконы с заляпанными жиром этикетками. Один с надписью «Пума», другой «Рысь»… Некоторые из пожелтевших этикеток были оборваны, на других одни только цифры, а кое-какие флаконы коричневого стекла, темные почти до непрозрачности, были вообще без этикеток.