За черным соболем - [21]

Густые ельники и пихтачи теснились по берегам. Река капризно извивалась, бросая напор воды от одного берега к другому. Разница в уровне воды была столь велика, что ее заметно было на глаз. Мы сторонились заломов, придерживаясь отлогого берега, где это было возможно. Прежде чем одолеть перекат, мы выходили на берег на разведку и намечали путь.

Залом - это сотни деревьев, вырванных с корнем и утрамбованных стремительным течением в плотную баррикаду двух-трехметровой высоты. Отдельные рукава реки были перегорожены от берега до берега, и вода с шумом уходила под залом. Важно было не попасть в такой слепой рукав, но не всегда самый широкий рукав был проходим для лодки, и тогда мы вынуждены были возвращаться обратно.

За перекатами нас встречала кипучая толчея волн и громадные водовороты над черно-зелеными омутами, где вода, кружась на одном месте, вытачивала землю. Порою, попав на водоворот и не доставая шестами дна, мы не успевали удержать бат, и он описывал кормой полный круг, прежде чем мы могли подгрести к более мелкому месту.

Теперь наш путь в день измерялся не десятками километров, а считанными единицами; мы буквально на руках поднимали бат с грузом. Что говорить о том, какой опасности мы подвергались, ежеминутно рискуя опрокинуться, быть затянутыми под залом, где затонувшие коряги топорщили корни, как медвежьи лапы, среди белых бурунов воды, все грозя подмять под себя! Только искусство натренированных в плавании по таким рекам старых таежников спасало нас от беды. Я немного освоился с работой шестом и помогал в меру сил проталкивать лодку. Перед нами то и дело поднимались на крыло утки. Авдеев очень ловко стрелял их влет, и к вечеру у нас всегда бывало несколько штук на суп. Попадались черные утки-каменушки, а также крохали - отличные ныряльщики и пловцы на горных реках, их мясо всегда немного припахивало рыбой. Иногда чирки-клохтуны снимались тесной стаей и, сделав круг, садились где-нибудь в стороне. Самое вкусное мясо было, однако, у рябчиков.

В изобилии продолжала идти кета, и мы ели ее свежей, малосольной, подвяленной, вареной и жареной, а иногда позволяли себе лакомиться лишь одними нежными хрящиками голов и жирными брюшками, отдавая тушки собакам. Однако это изобилие могло скоро кончиться, а нам нужен был солидный запас.

Софронов посоветовал остановиться дня на три, убить жирного лося и насушить мяса впрок. Это разумное предложение все мы поддержали.

Выбрав высокое сухое место, остановились на привал. Вокруг росли сосны - редкая на Дальнем Востоке древесная порода.

Софронов очень хорошо знал окружающие места, но время для охоты считал мало подходящим.

- Однако сохатый уже в сопки ушел, скоро гон начнет.

Летом его здесь много, приходит в протоки демку кушать, купаться…

В самом деле, скоро должно было наступить время гона, когда быки почти не едят, а уходят в сопки и страшно бьются между собой и отыскивают самок. В такое время можно слышать крики лосей-быков, напоминающие громкий стон. Животные теряют осторожность и близко подпускают охотника.

Мне очень хотелось поохотиться на сохатого, и я надеялся, что Софронов поможет осуществиться моей мечте.

- Нам много не надо, хоть одного бы увидеть,-загораясь азартным желанием, сказал я.

- Ходить искать будем,- ответил Софронов.- Одного, однако, добудем!..

Авдеев остался в лагере заготавливать дрова для сушки мяса, а мы отправились на поиски лося по тихой протоке, густо заросшей по берегам тальниками. Излюбленное сохатинное место! Я с карабином сидел на носу бата, а Софронов осторожно, стараясь не всплеснуть, проталкивал его вперед. Винтовка лежала рядом. На берегу виднелись целые тропы и площадки, вытоптанные животными, еще недавно посещавшими протоку, густо поросшую вблизи берегов стрелолистом, вейником, осокой и калужницей.

Часто из-под берегов вылетали утки, но нам было не до них. Течение было сравнительно тихим, и мы проплыли несколько километров, но впустую. Ни один звук не нарушил тишину, ни одна ветка не шелохнулась. Мы уже решили возвращаться, как вдруг из-за поворота в воду вошел лось! Это была крупная самка-лосиха. Не замечая нас, она стала медленно переходить протоку, тыкая в воду горбоносой головой. Я поднял карабин к плечу и, сдерживая дыхание, стал прицеливаться в зверя, выбирая убойное место под лопаткой.

То ли от азартной нервной дрожи, то ли от того, что сдерживаемая на месте шестом лодка колебалась, я никак не мог Прицелиться как следует. Хотелось ударить наверняка, чтобы зверь не ушел раненым в тайгу, где его по следу не отыщешь, а мушка прыгала по черной горбатой туше лосихи. Я опустил карабин и глянул в воду. Совершенно отчетливо виднелось дно с галькой и мельчайшими травинками, так близко, что можно достать рукой. Стоит сделать один шаг, стать твердой ногой на землю, и я смогу, получив устойчивость, произвести верный выстрел. Не колеблясь ни секунды .и не сводя глаз со зверя, я оперся на одну руку и быстро переступил за борт лодки. С громким плеском я вместе с карабином с головой погрузился в воду. Это было столь неожиданно, что я вскрикнул и вынырнул, отдуваясь, поплыл к берегу. Вода была так холодна, что перехватывала дыхание. Будь на лодке кто другой, не удержаться бы ему от смеха, но Софронов даже не улыбнулся. Придержав резко накренившийся бат, он развернул его и погнал к берегу рядом со мной, вероятно, опасаясь, что я могу утонуть.