За час до рассвета - [8]

Оставалось тридцать минут до назначенного времени. С большой сосны наблюдал за дорогой часовой.

Семен Шукалович извлек из кармана пачку папирос. Я удивился:

— Папиросы?

Это была пожелтевшая пачка «Красной Звезды» еще довоенного времени. Ребята знали, что я не курю. Но чтобы угостить нашего гебитскомиссара, они высушили отсыревшую пачку у костра и передали для меня Шукаловичу.

Я взял папиросы и жестом подал команду: «По местам!»

Все заняли свои места, а Сашка растерянно посмотрел на меня и спросил:

— А мне, товарищ командир, где находиться?

— Вот здесь, рядом… Держи нас в поле зрения.

— Понял, Михаил Петрович.[3]

— Если ты будешь нужен, я подниму указательный палец, и ты тут как тут! Понятно?

— Понятно!

Все разошлись. Прошло томительных десять — пятнадцать минут. Вдруг сигнал наблюдающего: едет…

Вижу — на повороте дороги показался гитлеровец верхом на пегой лошади. Седло из красной кожи, фуражка новенькая, блестит. Подтянутый такой. Подъехал, остановился, соскочил с лошади, пристукнул каблуками:

— Я хочу видеть командира.

— Я командир.

Он недоверчиво осмотрел меня с ног до головы. Уже после того как мы разговорились, он признался, что кто-то сказал ему, что командир партизан — генерал и с бородой. Он и ожидал встретить генерала. А у меня тогда еще и бороды-то не было.

Мы зашли в шалаш. Он осмотрелся, снял фуражку. Тут же полез в карман, вынул сигареты, стал распечатывать. Я достал свою «Красную Звезду». Он угощает меня сигаретами, я его — рыжими папиросами.

Когда закурили, я спросил:

— Господин гебитскомиссар, что вас привело к нам?

Он, явно волнуясь, встал с чурбака, на котором сидел, вновь сел и ответил:

— Понимаю ваш вопрос… Конечно, странно, что я, офицер, гебитскомиссар, и вот здесь… с вами… Дело в том, что мой отец и я, когда Гитлер пришел к власти в тридцать третьем году, понимали, что он приведет Германию к катастрофе. Так и получилось. Мы ненавидим его, никогда не доверяли ему…

Зустель делал глубокие затяжки и — говорил, говорил… Я слушал его молча.

— Знаете ли, когда он бросил немецкие войска на Россию, мы знали, что здесь он потерпит крах. Так ведь оно и получается… Я сначала работал у себя на ферме, на хуторе, выращивал овощи. Семь месяцев назад меня забрали в армию… Когда-то я окончил офицерскую школу интендантов. Мне сейчас пятьдесят пятый год. Здесь, в Турове, был молодой гебитскомиссар, его отправили на фронт, а меня два месяца назад прислали сюда на замену… Когда приехал и увидел, что тут творили эсэсовцы с народом, просто своим глазам не поверил…

Я слушал его, а у самого сверлила мысль: «Да, матерый разведчик… Каждый из вас, попав в плен, поднимает руки и кричит: „Гитлер капут!“ А этот еще хитрее поступает, антифашистом прикидывается».

Я думал так, а он рассказывал, что у него сын и зять погибли под Вязьмой, что дома остались жена, дочь, внучата, что он долгое время не получает писем, их перехватывают партизаны, что когда он приехал, то старался помогать населению, особенно женщинам, что сразу же, как только прибыл в Туров, пытался связаться с партизанами, но ему это никак не удавалось, пока, наконец, не помогла хорошая девушка — Оля. Сказал и вопросительно посмотрел на меня. Но я и виду не подал, что знаю, о ком идет речь. Думаю, он-то догадывается, кто такая Оля, но одно дело догадываться, а другое — знать наверняка.

— Конечно, вы можете не верить мне, — продолжал Зустель, — но я делом хочу доказать, что я настоящий антифашист…

Спрашиваю его:

— Как вы можете доказать это? Помогите нам продовольствием, оружием…

Он замахал руками:

— Нет, командир, оружием — ausgeschlossen, исключается! К нему имеют доступ только эсэсовцы. Продовольствие — другое дело.

— Что ж, — говорю, — продовольствие так продовольствие. Не откажемся. Хорошо бы еще медикаменты.

— Постараюсь. Но нужно тщательно продумать, как все это доставить вам, — ответил Зустель.

«Ну что же, думай, думай, господин гебитскомиссар! А мне, кажется, пора приступать к делу», — решил я.

— Господин Зустель, скажите, сколько эсэсовцев в городе?

Зустель задумался.

— Шестьсот пятьдесят!

— Семьсот, — уточняю я.

— О, вы лучше знаете!

— А бронетранспортеров?

— Пять или шесть…

— Нет, двенадцать, — поправляю я снова.

— Вы извините, я не готов к ответу, — смутился Зустель. — Если вас интересуют эти сведения, я их подготовлю.

— Договорились!

— Теперь о медикаментах. Пускай девушка эта, Оля, придет ко мне, и я через нее передам вам медикаменты. — Он снова вопросительно посмотрел на меня.

— Подумаем, — уклончиво ответил я. — А насчет продовольствия как?

Зустель снова задумался. Я напомнил ему, что в городе есть склад, который снабжает эсэсовцев, и мы его скоро заберем.

— Разгромите?

— А вы помните, как месяц назад мы вернули населению картофель?

— Это красиво было сделано — цап-царап!.. — улыбнулся Зустель.

Да, он прав: это было сделано красиво. Наши разведчики доложили, что немцы награбили у населения две тысячи тонн картофеля. Немедленно был послан партизанский отряд; он снял охрану, и в течение трех суток партизаны раздали весь картофель жителям города.

— О, это было красиво сделано! — повторил Зустель.