За аравийской чадрой - [20]

У водоноса есть жена, двое сыновей и дочь. Я смотрю на девушку, и мои глаза встречаются с ее глазами.

В сумерках они сияют, как звезды. Они зачаровали меня с той самой минуты, когда я впервые увидел ее. Я почти не замечаю, что одежда ее состоит из жалких лохмотьев, которые совершенно скрадывают линии ее тела. Не замечаю и конусообразной соломенной шляпы, похожей на шляпы тибетских лам. Вижу только глаза.

Как и большинство женщин Аравии, девушка слегка подводит краской уголки глаз. Но кроме удивительно глубокого блеска, которым краска зажигает глаза арабских женщин, в ее взгляде какая-то бескрайняя даль, что-то необыкновенно задумчивое и загадочное… Я никогда не смогу забыть этого взгляда.

Она работала у колодца, как и вся семья, носила воду в маленьких бурдюках, поднималась от колодца вверх и снова спускалась… Вверх — вниз, вверх — вниз…

Наверное, если бы не она, я не просидел бы столько часов у колодца. Мы сидели и молчали, окутанные мраком аравийской ночи…

Жители этого маленького оазиса привыкли молчать, когда они отдыхают после целого дня тяжелой однообразной работы. Да и о чем им говорить между собой? День заканчивается и переходит в следующий, и все дни как две капли воды похожи один на другой. Лишь крайне редко происходят события, которые нарушают однообразие здешней жизни. Сегодня произошло именно такое событие: в оазис приехали чужеземцы. Однако побеседовать со мной обитатели оазиса не могут, ибо я не понимаю их диалекта, а говорить о госте в его присутствии им не позволяет врожденное чувство такта, хотя, разумеется, мне ни слова не понять из того, что они говорят.

Я тоже не хочу нарушать царящую здесь тишину. Лишь изредка бросаю украдкой взгляд на девушку с бездонными глазами. И беспрестанно спрашиваю сам себя, откуда в этих глазах столько непонятной магической силы…

О чем она мечтает? О далеких ли оазисах? Или о том, чтобы убежать отсюда?

Едва ли. За всю свою жизнь она ничего не видела, кроме родного оазиса, и вряд ли слышала от приезжих купцов рассказы о заморских краях, ибо они избегают разговаривать с женщинами. В этом оазисе она родилась, здесь она и умрет, если только какой-нибудь проезжий шейх или купец не купит или не похитит ее.

Мечтает ли она о том, чтобы сбросить с себя рабское ярмо? Мечтает ли о свободе? Но ведь она даже не представляет себе, что такое свобода!

Мечтает ли она о «большой любви»? В стране, где женщина должна делить своего мужа со множеством других женщин? В стране, где она нужна лишь для удовлетворения эротических прихотей мужчины и для продолжения его рода? В стране, где женщина стоит дешевле, чем верблюд?

Говорят ли эти глаза о великой боли или о трагедии? О неосознанных желаниях? О никогда не умирающей надежде почувствовать себя хоть когда-нибудь человеком?

Эти вопросы не давали мне покоя, и долго еще после того как я улегся спать, передо мной сверкали глаза аравийской девушки…

 

 

Далекий город

Глиняные дома. — Султан, который потерял счет женам. — Столовые горы. — Необычная встреча на горной тропе. — Ответ на обвинение. — Прощай, Сейюн!

 

После неудачной попытки найти белого раба в Шибаме я добрался через несколько дней до Сейюна. Сейюн по-арабски означает «далекий город».

С крыши большого дворца, в котором меня поселили власти, открывается великолепный вид на большой оазис с гор Геддар и Джебель. Дома здесь не такие высокие, как в Шибаме, зато у них более опрятный вид. Лишь немногие имеют более трех этажей, но фасады их нередко отделаны искусными украшениями, чаще всего абстрактными. Разумеется, ни в Сейюне, ни в других городах Саудовской Аравии вы не увидите ни одной скульптуры и ни одной картины, изображающей человека или животное. Это запрещено Кораном.

В каждом доме живет только одна семья. Если членам семьи вдруг станет тесно, они могут надстроить свой дом. У всех зданий в городе плоские крыши, так что особых технических трудностей такая надстройка не представляет.

Дома здесь построены из глины. Когда глину привозят на строительную площадку, ее кладут на землю, причем толщина слоя составляет пятнадцать — двадцать сантиметров. Потом ее режут на прямоугольники со сторонами примерно 30×60 сантиметров, как у нас режут торф.

Когда глину замешивают, в нее добавляют солому, в результате строительный материал становится еще более прочным и долговечным. Он выдерживает любые испытания, кроме одного — сильного и продолжительного ливня. Но в здешних краях дождей почти не бывает, а для защиты от тех нескольких капель воды, которые раз в год выпадают с небес, местные жители принимают все необходимые меры предосторожности: верхние этажи в большинстве домов отделаны гипсом.

Гипс совершенно не поддается действию воды и в то же время позволяет сохранять в доме прохладную температуру, так как белый цвет отражает солнечные лучи. Кроме того, гипс позволяет судить о том, закончено строительство здания или нет. Только после того как верхний этаж оденется в белое, дом готов. Строительные работы ведутся без лесов, ибо стены такие толстые, что строители производят кладку кирпичей, стоя на самой стене. Потолки в домах довольно высокие, и потолочные перекрытия строят одновременно со стенами.