Z: Квази. Кайнозой - [6]

– Только не бросай меня в терновый куст, – сказал я. – М-да.

Мы вышли из участка, я молча направился к своей машине, кваzи так же молча обошёл её и сел на переднее сиденье.

– Что предлагаешь делать, партнёр? – спросил я дружелюбно.

– Продолжать расследование смерти профессора Виктора Аристарховича Томилина.

– Причина смерти – отсечение головы, произведённое дознавателем Денисом Симоновым, – ответил я.

– Я говорю о первой смерти.

Вздохнув, я завёл мотор и сказал:

– Он был застрелен грабителем. Квартира богатая… сам видел. Грабителя видел дворник, и его записали камеры наблюдения. Очевидно, грабитель дожидался в подъезде, пока жильцы уйдут, но не заметил, что вышла лишь жена Томилина. Он вскрыл дверь, вошёл, наткнулся на хозяина и выстрелил. Но грабитель просчитался, профессор восстал очень быстро и покарал своего убийцу.

– Как быстро восстал профессор?

– Быстро. Двадцать пять минут, минимальный срок, в первом классе учат.

– Верно. И грабитель, прекрасно знающий, что жертва может восстать, полчаса рылся в вещах? Подпустил к себе медленного, голодного восставшего? После чего, погибнув, тоже восстал за минимальный срок, как раз к твоему приходу?

– Маловероятно – не значит невозможно, – упрямо сказал я.

Кваzи даже не стал ничего отвечать в ответ на такую очевидную глупость.

Я вздохнул и выехал со стоянки. Москва, конечно, нынче не так забита автомобилями, как раньше. Скажем прямо – на дорогах просторно. И бензин дорог, и места для двадцати миллионов человек внутри МКАДа не так много, чтобы позволять всем ездить на личном транспорте.

И все же в Пушкаревом переулке оказался небольшой затор, сквозь который мы и поползли к Трубной, чтобы развернуться к Сретенке.

– Я не столь хорошо знаю Москву, – неожиданно сказал кваzи, – но мне кажется, что от участка до места преступления – одна минута пешком. Может быть, две. Куда ты собрался ехать?

– На работу к его жене. То есть вдове. Минут за двадцать доедем, – ответил я.

– Зачем?

– Её оповестили о смерти мужа, но она сказала, что не сможет вернуться раньше окончания рабочего дня. Довольно странное поведение, верно?

Михаил удовлетворённо хмыкнул. Мы выехали на Сретенку, и он спросил:

– А ты уже знаешь, о чем хочешь её спросить?

– Есть мысли, – уклончиво ответил я. – А пока лучше ответь ты, Михаил.

Кваzи вздохнул:

– Ценю твою сдержанность. Я ждал, когда ты спросишь.

– Считай, что спросил.

– Я прибыл в этот дом, потому что у нас имелась информация о готовящемся преступлении.

Вот как! Нет, понятно, что совпадений не бывает, а значит, одно из двух – либо сам Михаил убийца, либо он знал о возможном убийстве. Но приятно, что хоть в этом он не темнит.

– Откуда информация?

– Информатор пожелал остаться неизвестным, – быстро сказал Михаил.

Ясно. Врать кваzи не умеют, но уклоняться от вопросов могут запросто.

– Но ты ему… или ей… доверяешь?

– Доверяю всецело и абсолютно, – сказал Михаил с какой-то даже торжественностью в голосе. – Информация была верна, но я не успел. К сожалению, я не успел…

– А что так?

Михаил вздохнул. Нет, стоп, он не вздохнул, он изобразил вдох! Кваzи, конечно, тоже дышат, но у них всегда ровное дыхание, лишь при очень больших нагрузках немного учащается.

– Пробка.

– Пробка? – воскликнул я. – Никаких неожиданных встреч, звонков и рукотворных препятствий?

– Увы. Случайность.

– Что-нибудь ещё, что может помочь в поисках убийцы? – спросил я.

Некоторое время Михаил размышлял. Потом покачал головой:

– Нет. Все остальное к этому убийству не относится.

Ответ был уклончивый, но лучше, чем ничего.

Мы ехали по Садовому кольцу, где тоже начиналась традиционная вечерняя пробка. Потихоньку темнело.

Да уж. Пробки, бич больших городов. Пробки убивают. После катастрофы число машин в личном пользовании упало раз в пять. И всё равно пробки остались! Как мы вообще куда-то ехали и доезжали раньше?

– А как там у вас, в Питере? – спросил я.

– У нас пробок нет. Мы редко пользуемся персональными автомобилями.

– Но у вас ведь живут живые.

– Двенадцать с половиной процентов, – кивнул Михаил. – Но они тоже предпочитают метро и велосипеды.

– У вас зима теплее, – буркнул я. Конечно, я видел по телевизору сюжеты из столицы не-живых, все эти толпы кваzи на велосипедах, аккуратными рядками едущие по Невскому… Но когда говоришь с кваzи, нормально так говоришь, как с человеком, а потом представляешь толпы мёртвых велосипедистов – то дрожь пробирает от этой картины.

Впереди мелькнула буква «М», и я прижался к обочине. Сказал:

– Пожрать не успел. Будешь?

Михаил помедлил, глядя на меня. Потом кивнул:

– Да. Кваzи-бургер.

– Знаю.

Я вышел из машины, забежал в «Макдональдс», беззастенчиво махнув удостоверением, пробился сквозь толпу подростков к кассам.

– Чизбургер и кваzи-бургер. Большую колу, большую воду.

На меня не ворчали, даже молодёжь. Всё-таки за последние десять лет уважение к полиции и армии сильно возросло. Со своей добычей я вернулся в машину, вручил Михаилу его суррогат, распаковал свой, и мы медленно двинулись в правой полосе.

Я жевал свою котлету с сыром, запихнутую в безвкусную булку, и краем глаза косился на Михаила. Тот ел кваzи-бургер – лук, зелень, огурцы, помидоры и баклажан. Запихнутые в точно такую же булку, как у меня.