Южный ветер - [145]

Святая Евлалия объявилась слишком поздно, чтобы занять достойное её место в «Древностях» монсиньора Перрелли или получить в дар от Доброго Герцога Альфреда какой-либо архитектурный памятник; слишком поздно — и тут ей вне всякого сомнения повезло, — чтобы стать жертвой оскорбительных выпадов отца Капоччио. Всякий, кто интересуется её карьерой, может всего за шесть пенсов купить на Непенте биографию Святой, прекрасно написанную молодым каноником местного собора, доном Джиачинто Меллино. Биография содержит полный отчёт о жизни Святой и о девятистах семидесяти двух совершённых ею чудесах, удостоверенных надёжными свидетелями. Вследствие этого, нам нет нужды и далее распространяться о ней.

Само собой разумеется, что у мистера Эймза имелся экземпляр этого трактата. Будучи идеальным комментатором, он редко предавался размышлениям, его задача состояла в том, чтобы отыскивать и сводить воедино различные ссылки. Тем не менее, по поводу земного жития именно этой Святой он нередко говаривал, что «Есть вещи, коим поневоле дивишься». Успех, которым Святая пользовалась на Непенте, вызывал у него досадливое недоумение. Он знал местных моряков — их натруженные руки, их скептицизм, их практичность. Почему они позаимствовали у испанцев культ Евлалии; почему выбрали в покровительницы страдальчески-слезливое ничтожество, столь непохожее на весёлых богинь классической поры? В конце концов, он пришёл к неуклюжему выводу, что в каждом южанине присутствует нечто от ребёнка; что человек, сомневающийся в невероятном, сберегает свою доверчивость для невозможного; коротко говоря, что прозаическим мореплавателям Непенте свойственна, как и прочим людям, толика глупости, — «что не приводит нас ни к каким особым открытиям», добавлял он.

Нынешнее празднество застало мистера Эймза счастливым сверх всякой меры. В руки ему попал новый памфлет, анонимный, высмеивающий Герцогиню, приём которой в лоно Католической церкви был назначен как раз на день Святой Евлалии. Памфлет, нёсший оскорбительное название «Окуновение Герцогини», был скорее всего сочинён каким-то зубоскалом из клуба «Альфа и Омега», не одобрявшим воду ни в каком виде, даже если она используется для крещения. Напечатанный втихомолку, пасквиль широко разошёлся по острову — кое-кто утверждал, что автором его является мистер Ричардс, высокочтимый вице-президент упомянутого заведения. То была непристойная, анти-католическая листовка, содержавшая вульгарные выпады личного порядка и попахивающая атеизмом. Герцогиня, прослышав о ней, — на Непенте всё выходит наружу, — до того расстроилась, что решила отменить или во всяком случае отсрочить церемонию своего публичного обращения. Представители духовенства, горестно сожалевшие о занятой ею позиции, собрались на чрезвычайное совещание, где было решено, что в данном случае полумерами ограничиваться не следует. Они выделили кругленькую сумму, позволявшую выкупить зловредный пасквиль у его обладателей на предмет последующего уничтожения.

Всего за один день на острове не осталось ни единого экземпляра листовки, если не считать того, что попал в собрание мистера Эймза. Мистер Эймз намеревался его сохранить. Он скорее умер бы, чем расстался с этим приобретением. Когда на его виллу явилась с велеречивыми обещаниями солидного барыша делегация священников, он изобразил полнейшее изумление направлением их поисков. В мистере Эймзе, бывшем до сей поры самой честностью, с презрением относившемся ко всякого рода увёрткам и жульничеству, прорезался новый характер. Он врал совершенно как сивый мерин. Он врал даже лучше — то есть не только убеждённо, но и убедительно. Он врал, как может врать лишь обороняющий свои сокровища любитель библиографических курьёзов. Он благодарил священников за визит вежливости и умолял их не тратить золота впустую. Он отозвался о себе, как о бедном затворнике, ничего не ведающем о путях мира сего и не жаждущем богатств, прибавив, словно бы спохватясь, что не так уж много и слышал об этом злосчастном листке. Тут, видимо, какая-то ошибка. Возможно, светские люди знают что-либо, к примеру, джентльмен, называющий себя епископом, болезненно-бледный джентльмен из Африки, который уделяет так много времени светским развлечениям, — весьма возможно, что у него имеется свой экземпляр. Если господа желают, он с удовольствием выяснит, так ли это, выяснит, разумеется, без ненужной огласки.

Второй раз в жизни мистер Эймз совершил неблаговидный поступок. Джентльмены не лгут. Но в ту минуту ему не хотелось быть джентльменом. Ему хотелось сохранить памфлет.

После взаимного обмена многочисленными комплиментами и извинениями, достопочтенные гости удалились, более чем убеждённые в правдивости ими услышанного. Мистер Эймз проводил их глазами до калитки, а затем — для верности — до середины спуска с холма и лишь после этого вытащил сокровище из тайника, в котором оно лежало среди ему подобных, и прижал его к сердцу. Он намеревался воспроизвести памфлет in extenso[72] в особом приложении к изданию «Древностей» Перрелли, озаглавленном «Современная общественная история»…