Южный ветер - [108]
— Несчастный случай такого рода, помимо иных обстоятельств приведёт к разнообразным осложнениям в отношениях между её родственниками и судебными властями этой страны.
— Рад, что вы упомянули о юридических аспектах этого дела, я едва о них не забыл. Они чрезвычайно важны. Выбирая смерть под колёсами некоего средства передвижения, она действует, исходя из собственной инициативы. Вы же предлагаете ни больше ни меньше, как лишить её свободы действий. Как, по-вашему, оценят судебные власти столь деспотичный поступок? Насколько я себе представляю, присвоение прерогатив, которыми — по крайней мере в этой стране — облечены соответствующие власти, может очень дорого вам обойтись. Вполне вероятно, что вам придётся иметь дело с итальянским уголовным кодексом, составленным и ныне проводимым в жизнь людьми, обладающими редкостной широтой взглядов, людьми, которые ценят свободу личности превыше рубинов и злата. Я не удивлюсь, если непентинский судья, основываясь на юридических нормах, оценит ваш поведение действия в отношении мисс Уилберфорс так же, как оцениваю его, исходя из норм нравственных, я — как произвол в отношении личности. Весьма возможно, что он сочтёт ваши действия необоснованным заключением под стражу ни в чём неповинного человека. Должен вам сказать, что синьор Малипиццо обладает весьма определёнными взглядами на свой долг перед обществом.
Этого один из респектабельных членов депутации снести уже не смог. Он спросил:
— Вы говорите об этом мерзавце, о гнусной свинье, которая именует себя судьёй?
— Возможно вы знаете его не так хорошо, как я. От души желаю вам узнать его поближе. Узнать так, как знаю я! Он того стоит. Позвольте мне кое-что сказать вам о нём — кое-что новое для вас, но для него весьма характерное. Ему, как и многим иным местным жителям, присуща скрупулёзная беспристрастность и честность. Что касается меня, я способен поддерживать добрые отношения даже с честным человеком. Это потому, что я в любом из ближних стараюсь найти что-либо хорошее. Другим людям это не всегда удаётся. Вследствие этого, синьор Малипиццо, будучи неподкупным судьёй, неизбежно возбуждает враждебные чувства у некоторой, пользующейся дурной славой части местного населения. Добросовестное исполнение им своих обязанностей навлекает на него обвинения в жестокости. Это случалось далеко не единожды. Это случилось всего лишь два дня назад, когда он посадил в тюрьму шайку русских безумцев, ответственных, помимо нанесения иного ущерба, за гибель трёх невинных детей школьного возраста. Я его действия одобряю. Если его и можно в чём-то винить, так лишь в промедлении, ибо ему вообще не следовало допускать на остров эту стаю бешеных волков. Россия — другое дело. Там можно сходить с ума — в сущности, эта страна с её бескрайними равнинами и непроходимыми лесами словно нарочно создана для того, чтобы по ней из конца в конец носились одержимые. А наш остров для подобных упражнений маловат; на нём слишком много детей и оконных стёкол — вы согласны со мной, господа?
— Непенте определённо невелик, мистер Кит.
— Заметьте теперь, насколько отличным является его отношение к мисс Уилберфорс, которая не только не убивала трёх детей школьного возраста, но по моим сведениям, даже мухи никогда не обидела. Я из весьма достоверного источника знаю, что она, проведя в тюрьме бурную ночь, уже опять обрела свободу. И это, если не ошибаюсь, по крайней мере второй или третий случай, в котором наш судья обошёлся с нею подобным образом. И опять-таки я вынужден одобрить его действия. Почему синьор Малипиццо выпустил эту леди на свободу? Потому что он, в отличие от современного филантропа, обладает широтою воззрений; он действует не со свирепостью фанатика, но с пониманием, с терпимостью, с добродушным состраданием знающего жизнь человека. Я говорил о том, что на Непенте все относятся к мисс Уилберфорс, как к парии. Я ошибался. Мне следовало признать, что существует одно исключение — наш восхитительный судья! Мне представляется весьма показательным, что государственный служащий, не связанный с ней ни кровными, ни национальными узами, и обладающий сверх того репутацией жестокого человека — сколь бы ни была она незаслуженной, — что только он один на Непенте и смог пойти ей навстречу, только он протянул ей руку дружбы, лишь его сердце содрогнулось от сострадания при виде беды, в которую она попала. Весьма показательным, хоть и не делающим чести нам, её соотечественникам. Так кто же, в изумлении задумываюсь я, кто здесь друг человека, кто современный Прометей — вы, лишающие её свободы, или дарующий ей свободу иноземец-судья? Если говорить со всей прямотой, ваша позиция в сравнении с его выглядит крайне неблаговидно. Это вы ригористы, вы жестокие люди. А он — человеколюбец. Да, господа! По моему скромному мнению, здесь не может быть и тени сомнений. Синьор Малипиццо — вот кто истинный филантроп…
С некоторой торопливостью двигаясь к рыночной площади, чтобы занять положенные им места в похоронной процессии, члены депутации говорили себе:
— Надо было обождать.
Толком всё обдумав по дороге на кладбище, респектабельные члены комитета пришли к заключению, что в неудаче предприятия следует винить не их, а других — тех, что принадлежат к клике Хопкинса. Именно они, выдвигая лицемерные доводы, настояли на том, чтобы назначить встречу на столь непригодные для неё утренние часы — сами респектабельные с удовольствием подождали бы более подходящего случая. Негромко, но с озлоблением они обменялись комментариями относительно проявленной мистером Хопкинсом неуместной спешки и возможных его мотивов. Позже они всё поняли. Они называли его негодяем и вором — в полный голос, но за глаза.
Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.
В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.
Слегка фантастический, немного утопический, авантюрно-приключенческий роман классика русской литературы Александра Вельтмана.
Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.
Британская колония, солдаты Ее Величества изнывают от жары и скуки. От скуки они рады и похоронам, и эпидемии холеры. Один со скуки издевается над товарищем, другой — сходит с ума.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Свой единственный, но широко известный во всём мире роман «Вели мне жить», знаменитая американская поэтесса Хильда Дулитл (1886–1961) писала на протяжении всей своей жизни. Однако русский читатель, впервые открыв перевод «мадригала» (таково авторское определение жанра), с удивлением узнает героев, знакомых ему по много раз издававшейся у нас книге Ричарда Олдингтона «Смерть героя». То же время, те же события, судьба молодого поколения, получившего название «потерянного», но только — с иной, женской точки зрения.О романе:Мне посчастливилось видеть прекрасное вместе с X.
Герой романа, чьи жизненные принципы рассыпаются под напором действительности, решает искать счастья в чужих краях. Его ждет множество испытаний: нищета, борьба за существование, арест, бегство, скитания по морям на пиратском судне, пока он не попадет в край своей мечты, Южную Америку. Однако его скитания на этом не заканчиваются, и судьба сводит его с необыкновенным созданием — девушкой из подземного мира, случайно оказавшейся среди людей.
В этой книге впервые публикуются две повести английского писателя Дэвида Гарнетта (1892–1981). Современному российскому читателю будет интересно и полезно пополнить свою литературную коллекцию «превращений», добавив к апулеевскому «Золотому ослу», «Собачьему сердцу» Булгакова и «Превращению» Кафки гарнеттовских «Женщину-лисицу» и историю человека, заключившего себя в клетку лондонского зоопарка.Первая из этих небольших по объему повестей сразу же по выходе в свет была отмечена двумя престижными литературными премиями, а вторая экранизирована.Я получила настоящее удовольствие… от вашей «Женщины — лисицы», о чем и спешу вам сообщить.
Роман известной английской писательницы Джин Рис (1890–1979) «Путешествие во тьме» (1934) был воспринят в свое время как настоящее откровение. Впервые трагедия вынужденного странничества показана через призму переживаний обыкновенного человека, а не художника или писателя. Весьма современно звучит история девушки, родившейся на одном из Карибских островов, которая попыталась обрести приют и душевный покой на родине своего отца, в промозглом и туманном Лондоне. Внутренний мир героини передан с редкостной тонкостью и точностью, благодаря особой, сдержанно-напряженной интонации.