Южный Крест - [14]

— Правда?! — Света вспыхнула от удовольствия, раскраснелась, и в ее небесных глазах появился интерес.

Сейчас в этих глазах не сверкала острая сообразительность, которая свойственна некоторым женщинам, про которых трудно сказать, что они очень умны, но, безусловно, нельзя считать их и глупыми. Нет, это не особая цепкость, помогающая многим женщинам безошибочно определять ситуацию, угадывать характеры и, держа нос по ветру, двигаться к каждой новой задумочке. Очень вероятно, что и Света обладала этим незаменимым свойством. Но помимо него, в ней был и ум, однако похожий на ту же цепкость смекалистый, быстрый, точный. Обращенный на так для нее понятную жизнь среди мужчин, на жизнь среди вещей, обработанный, даже отшлифованный в исхоженном ею пространстве, он — этот ум — как побег в тенистом лесу рвался в верхний ярус, не распускаясь богатством листьев, цветов и плодов, но отдавая своему упорному, напружиненному телу все соки, пробивал чужие листья, цветы и плоды. Как чаще всего бывает в жизни, никто не обработал этот ум, протянув ему милосердную руку. Как мог этот ум полюбить то, что ему неизвестно? Он стал таким, потому что не знал, что бывает иное.

— Попробуйте, я варенье из ежевики сварила, думаю, все, как в России будет, — приговаривала Нина Ивановна, расставляя на столе новое угощение.

— Вы ежевику собрали в супермакете?

— В лесочке растет. Никто здесь ягоды не собирает, а я набрала.

— Где это, Нина Ивановна, лес растет? — спросил Шустер подозрительно.

— Мамуля с грудным ребенком сидит в семье "старых русских". Говорит, деньги надо самим зарабатывать, от папы ей брать неудобно. Ты убеди ее, Света распахнуто взглянула на Шустера, — бросить работу, ведь тяжело грудника таскать! Они еще предлагают ночью спать с этим ребенком и только на выходные домой приезжать.

— Идея неплохая, если рассуждать логически, — в голосе Шустера послышалось вдохновение, — дорога туда и обратно, издержки на транспорт, известно какие тут расстояния. Если обдумать, вам лучше там ночевать, здоровье сбережете. К тому же компания, новые друзья — во всех отношениях интересный вариант!

Нина Ивановна взглянула проницательно.

— Конечно, Максим, и как ты о нас заботишься! Только беспокойно оставлять Свету одну… — в ее глазах промелькнуло сожаление и даже жалость.

— Можете не тревожиться, я малышку одну не оставлю — это определенно! в негромком голосе Шустера пели фанфары. — Она у нас такая девочка хорошая!

— Без старухи-матери посвободнее… — протянула Нина Ивановна, а Света вдруг резко встала, едва не уронив стул, и отвернувшись от матери, пересела на диван.

Нина Ивановна и Шустер с удивлением воззрились на нее, потом посмотрели друг на друга. Нина Ивановна покраснела и стала доставать какие-то крошки из-под стола. В комнате повисла неловкая тишина.

— Нина Ивановна, не возражаете, я на праздник Светочку увезу? торопливо проговорил Шустер, стараясь перебить общую заминку. — А пока сюрприз: мы отправляемся за подарками! Что бы нам купить?..

Все вспыхнули, задвигались, засмеялись, словно ничего не произошло, радостно чмокая Шустера, открывая и закрывая дверцы шкафа, что-то вытаскивая и разглядывая в зеркало.

— Максик, душка!

— Не стоит, не стоит! — Смущение, восторг, любезности, дверцы шкафа захлопали быстрее.

— Сюда блузка подходит, а если зеленую?

— Я бы костюм хотела.

— Не слишком ли строго?

Шустер оживленно включился в разговор:

— Вот именно костюм! Ты у меня элегантной дамой станешь!

— Женщины застонали, с трудом справляясь с волнением.

— Да, да, костюм!

— Черный!

— Нет, поярче!

— Бордовый?!

— О! — задрожали вокруг.

— Бордовый, шикарный!

— Красивей всех будешь!

— Да-а-а! — в самозабвении простонала Света.

Не прошло и четверти часа, как она нарядная, дышащая духами, крепко прижавшись к Шустеру, спускалась к машине, смеясь и что-то крича маме, с удовольствием кивавшей им с балкона. День горел, и сияло лето, и впереди были наслаждения.

Под неунывающим солнцем на кустах распустились огромные цветы, и мир стал оранжереей. Кто-то пел, кто-то вскрикивал, шумел в листьях, догонял друг друга, пел победу или обозревал местность с конька крыш. Время шло к обеду. В машине была невероятная жара.

На газоне большая птица, напоминающая ворону, с большим чувством собственного достоинства медленно и почти не поводя головой выглядывала червяков между травинками. Летать ей лень. Заметив шевеление, она, вытянув вперед голову, как скаковая лошадь стремительно набежала на жертву и вытащила ее из земли мощным клювом.

— Смешная птица "клаксон", — заметила Света, хватая ртом первую прохладу из кондиционера.

— ?

— Они поют, как клаксон на старинных машинах.

— Похоже! А ты заметила — это единственная птица, которая не убегает, когда подходишь, а поворачивает голову и смотрит, как человек, — прямо тебе в глаза?

— Да. Необычно и даже странно.

— А если я посмотрю тебе в глаза? — азартно спросил Шустер, погладив Свету по бедру.

Она взглянула в его зарумянившееся лицо, помедлила, провела по его руке пальчиками.

— Уже прохладней, я думаю, можно ехать.

Узкая улица были заставлена машинами, но Шустер лавировал между ними с большой опытностью. Вскоре они выбрались на широкий проспект — дрожащий, изнемогающий от страстного, захлебывающегося рева моторов и белого напряжения солнца. Казалось, настали его последние минуты. Света, не каждый день выезжавшая из дома, глазела по сторонам с любопытством. Машины шли сплошным потоком, а водители стремительно переходили из ряда в ряд, подсекая друг друга под самым носом.