Южные Кресты - [68]

– Невозможно нигде услышать раввина, проповедующего спасение души посредством веры, что является краеугольным камнем христианской доктрины. В иудаизме самым первостепенным долгом еврея является дело, действия, поступки – одним словом, поведение в строгом соответствии с библейскими заповедями и законами иудаизма. В христианстве, напротив, большая часть законов поведения, унаследованных от иудаизма, была постепенно предана забвению, а в центре внимания оказалась вера в Бога. Но человек, будучи несовершенным и слабым существом, непременно будет грешить, нарушая законы, а Бог неустанно будет наносить ему оплеухи и подзатыльники. Вечнов впитал с молоком матери и прокуренным дыханием отца этот принцип – «сделал – получил!», как в смысле наказания, так и в смысле вознаграждения. Поэтому жизнь Вечнова в тюрьме превратилась в вечный путь к послушанию и следованию неведомым велениям Бога, который в неволе проводит больше времени, чем на свободе. Тюремный Бог еще более жесток, чем Бог обычный. Он требует уважать его закон, который он не разъясняет, и поэтому Вечнов постоянно получает тычки и подзатыльники. Ошибся – и все! Оступился – поздно раскаиваться! Вечное проклятие! Хотя идея «вечного проклятия» затрагивает еще два спорных положения, отличающих иудаизм от христианства: «ад» и «вечные муки». Слово «ад» не упоминается в еврейской Библии ни разу. «Вечные муки» – понятие, совершенно чуждое иудаизму. В Библии упоминается «шеол» – слово, обозначающее всего-навсего могилу, но никак не ад (или геенну огненную, как было неправильно переведено позднее христианами: «шеол» – «геенна»). В книге Бытия, например, Иаков говорит о «нисхождении в шеол, не повидав сына Иосифа» (Быт. 37:35), но патриарх Иаков вовсе не имел в виду ад или преисподнюю, как это переведено в Новом Завете. Иаков имел в виду могилу, только и всего!

Вечнову было бы проще с Христом, чем с суровыми еврейскими патриархами. Но он не мог верить в Христа. Однако к Христу можно прийти и без Христа, к нему можно прийти незаметно для себя и для него, никого при этом не тревожа!

Вечнов не был религиозным иудеем. Он не знал досконально закона Торы. Однако, подспудно чувствуя отвращение к христианству, все же так же подспудно глубоко и нежно любил Иисуса, несчастного наивного шалопая, давшего себя распять за грехи окружающих жлобов. Его коробила христианская мысль о том, что Бог предает проклятию людей, которых он создал несовершенными, за то, что они несовершенны! В отличие от христиан, Вечнов не представлял еврейского Бога весьма жестоким существом! Такой карикатурный Бог-садист, происходящий от созданной Павлом карикатуры на библейский Закон, лежит в основе весьма распространенного мифа о том, что «Бог евреев мстителен и жесток», в то время как Бог Нового Завета, Бог христиан – «любящий и благостный». Но нет ни Бога евреев, ни Бога христиан, ни Бога мусульман! Бог-то один! Разве не это кричат с минаретов? Разве не это вещают в синагогах? Разве не о триединстве Бога талдычат в церквах? Нет Бога еврейского и Бога нееврейского…

Теперь, скучая по наркоеврею, Сеня почему-то придал его черты своему Богу. Раньше Бог напоминал Сене отца, но теперь черты отца каким-то удивительным образом поистерлись и заменились ликом наркоиудея. Вот и жил Сеня в кругу двух своих неотступных товарищей – строгого наркобога и галки-кафки. Галка нашептывала ему, что все его беды оттого, что он слишком привязан к миру материальному. Ведь если бы бренное тело не тянуло Сеню вниз, к заплеванному тюремному полу, – он был бы свободен! В сущности, все, что удалось новозеландским извергам – это заключить под стражу его тщедушное, теряющее килограмм за килограммом тело. Чем меньше Вечнов будет жить в своем теле, тем менее он будет несвободен, по крайней мере, до смерти, до Страшного Суда, или просто до небытия – неважно, что ему присудится в конечном итоге. Ведь жизнь – это то, что здесь и сейчас. А здесь и сейчас – был только смрадный тюремный воздух и оставляющее волдыри нещадное тюремное солнце. Но здесь и сейчас существовало и нечто большее, чем тело. Это нечто и был настоящий Сеня.

«Я – это ведь не только и не столько груда тщедушных костей, в которую превратилось моя плоть. Я – это то, что базлающие проповедники именуют душой, духом или духовным миром. Зовите это как пожелаете».

Галка-кафка поддакивала Сене, щебеча: «Нет ничего другого, кроме духовного мира; то, что мы называем чувственным миром, есть зло в мире духовном, а то, что мы называем злом, есть лишь необходимость какого-то момента нашего вечного развития».

«Конечно, – прозревал Сеня Вечнов, – в том-то и дело, что все, что со мной произошло, не есть зло! Это просто один из моментов моего вечного развития! Зачем? Во имя чего? В чем смысл? О, эти вопросы ни к чему. Вот и галка-кафка подтверждает, что «есть вопросы, мимо которых мы не смогли бы пройти, если бы от природы не были освобождены от них». А от природы мы полностью освобождены от этих вопросов. Нам не положено, да и не требуется знать: зачем? во имя чего? в чем смысл?»

«И те, кто пытается дать нам ответ на эти вопросы, – продолжала щебетать галка, – лгут! Просто не могут не лгать! Ведь «лгут меньше всего, когда меньше всего лгут, а не тогда, когда для этого меньше всего поводов!»»