Южнее реки Бенхай - [159]

ем на темной сутане вышел местный священник. Он направился к лейтенанту роты «Зиппо». Из кармана сутаны он вытащил какой-то документ и протянул его офицеру, быстро объясняя что-то то на вьетнамском, то на французском языке. Лейтенант повертел документ, по ничего не понял, бросил его под ноги.

— Господин офицер, вы же крещеный человек, — начал священник, старательно подбирая английские слова, — разве можно так вести себя? Вы же убиваете ни в чем не повинных людей, — и вздрогнул от неожиданности. Из зависшего вертолета, будто с неба, прогрохотал суровый голос, от которого священник пришел в ужас.

— Парни, — грохотало небо, — смотрите, чтобы никто не сбежал.

— Разве у вас нет бога? — пытался пробиться к душе лейтенанта священник.

Лейтенант захохотал.

— Вон мой бог, — показал он дулом автомата на вертолет, кружащийся над деревней, — это он приказал покарать грешников, святой отец. Поэтому не вмешивайтесь в дела моего бога, уйдите в свой храм, может быть, это спасет вас. Идите, идите, — подтолкнул он священника дулом автомата.

Священник с обнаженной седой головой, с покрасневшими от бушующего огня щеками, по которым катились слезы, продолжал что-то бормотать, но лейтенант, не слушая его, направился в ту сторону, где солдаты сгоняли в кучу всех жителей деревни. Приказав крестьянам усесться на землю рядами, они окружили их и взяли на прицел. Подошел лейтенант.

— Сколько вы собрали в этот крааль? — весело спросил он.

— А кто их считал, сэр.

— Вот и посчитайте, сержант, и доложите по форме.

Солдаты смеялись, будто смотрели веселое представление.

— Сто восемнадцать голов, господин лейтенант, — доложил сержант, — больших и маленьких.

— Пять шагов назад, — скомандовал лейтенант. Солдаты выполнили команду. Лейтенант посмотрел еще раз на обезумевших от страха женщин, прижимающих к себе плачущих детей, на суровые лица мужчин, на ничего не понимающих подростков и, набрав полные легкие воздуха, выкрикнул: — Огонь!

Поднялся душераздирающий крик, люди пытались вскакивать, бежать, искать укрытие, но скорострельные, безотказные автоматы делали свое дело. Криков становилось все меньше, теперь слышалась только дробь стрельбы. Стоны, раздававшиеся в груде наваленных тел, обрывались одиночными выстрелами.

Солдаты вытирали рукавами нот со лба, меняли опустевшие обоймы на полные, закуривали сигареты, бросали в рот квадратики жевательной резинки, делали все так, будто ничего особенного не произошло, обычная, работа.

— Смотрите, смотрите, — крикнул кто-то, — сам Христос идет на нас с крестом!

Солдаты обернулись и увидели старого священника с обезумевшими глазами, всклокоченными седыми волосами. В правой руке он держал высоко поднятое над головой распятие, а левой, со сложенными перстами, собирался осенить себя крестным знамением или оборониться от нечистой силы, возникшей перед его глазами. Он шел прямо на растерявшихся солдат и посиневшими губами шептал: «Проклинаю! Проклинаю!» Он шел, кажется, не видя перед собой ничего, прямо на солдат, и те вдруг испытали панический страх, заставивший их расступиться перед человеком, вооруженным только крестом.

Лейтенант заметил, что его солдаты растерялись, и поспешил им на помощь.

— Что, не видели сумасшедшего старика? — закричал он. — А ну-ка, Джим, — толкнул он шутливо плечом рослого солдата, — прошей его очередью из своего автомата.

— Что вы, сэр, это же священник, у него в руках крест, разве можно? — ответил солдат.

Лейтенант сердито сплюнул.

— Не думал, что у меня во взводе такие слабонервные. Эй, старик, — он подошел к священнику, — я сказал тебе, чтобы ты убирался отсюда, почему ты шатаешься, где не следует?

— Ты сатана в человеческом образе, — громко крикнул священник, — тебя надо казнить здесь, на земле, а на небе тебе гореть в огне. И тебе, и всем твоим солдатам. Убийцы! Я вас проклинаю!

— Уходи, старик, повторяю последний раз, — сердито сказал лейтенант, вынимая пистолет из расстегнутой кобуры, — убирайся!

Старик будто не слышал его. Осеняя крестом расстрелянных односельчан, он читал над ними молитву, мешая латинские, вьетнамские и французские слова, потом заговорил так, будто это были живые еще люди, которые могли его услышать,

— Простите меня, простите, — говорил священник, и слезы лились по его щекам. — Простите, что не сумел защитить вас, дал на растерзание диким хищникам в человеческом облике. Простите, что не могу воздать за вашу смерть смертью вашим убийцам. Слаб и немощен я. За вашу гибель гореть им, — старик повернулся к солдатам, показывая на них крестом, — этим проклятым убийцам. Проклинаю! Проклинаю!

Солдаты попятились: очень страшен и грозен был этот, видимо, теряющий последние остатки разума человек.

— А ты, — грозно ткнув крестом лейтенанта в грудь, — будешь вечно гореть в пламени, убинпа!

Лейтенант поднял пистолет и спокойно иыиустил в священника несколько пуль.

Старик упал рядом со своими односельчанами.

— А ведь я предупреждал тебя, сумасшедший, — проговорил лейтенант, вкладывая пистолет в кобуру. И, обращаясь к солдатам, скомандовал: — Проверьте, не укрылся ли кто-нибудь из этого осиного гнезда в кустах.