Южная трибуна - [13]
Да и обращение «Господин Шварц» на следующий день трансформировалось просто в «Эй, Шварц». «А завтра они просто будут орать мне «Эй, чистильщик», – ухмыльнулся Калле.
– Молодой человек! Проверьте, пожалуйста, уровень масла в моторе! – С этими словами водитель скрылся в стеклянной конторке Драпке.
– Будет сделано! – Калле обрадовался некоторому разнообразию в работе.
– Оставь, сам сделаю, – опередил его Драпке. У него отличный нюх на чаевые. – А теперь прибери мастерскую. Сам знаешь, где веник.
Калле ушел. Работа в мастерской закончилась. Но Герд все еще здесь. С показным усердием убирает он инструмент, оставленный шефом. Сегодня утром они ремонтировали «мерседес».
– Глянь, а если дать этим по роже, как думаешь, что будет? – Калле сунул Герду под нос огромные клещи. Но у того нет времени вникать.
– Брось болтать, Калле, я должен еще убрать инструмент.
– Я бы тоже с радостью работал здесь, с моторами. Шеф тебя уже чему-нибудь научил?
– Да что ты, здесь всегда такая горячка. До этого дело еще ни разу не дошло.
– Да не суетись ты, работа не убежит. Драпке не может оставить колонку, старика нет. Выкурим по одной, а потом глянем, как работает мойка, – Калле явно пытается разболтать трудовую дисциплину.
– У тебя что, не все дома? – Герд не позволит сбить себя с избранного курса. – Да если кто увидит, как мы прохлаждаемся, я никогда не получу здесь работу. А на улице оказаться совсем не хочется.
Ответ Герда немедленно привел Калле в чувство. На него накатил страх.
– Наверное, ты прав, – согласился он с Гордом, неохотно взялся за веник и принялся подметать.
– Скажи, – Калле пробует вновь завязать разговор, – ты поначалу тоже только подметал?
– Естественно, – отвечает Герд, – здесь ты тоже должен показать себя. Если не станешь взбрыкивать и будешь мести чисто, через какое-то время тебе поручат что-нибудь еще.
– Через какое-то время? Но я уже сейчас сыт по горло.
Драпке как раз глотнул коньяка из небольшой плоской бутылки, когда вошел Калле и нанес еще один удар по собственной репутации.
– Господин Драпке, учитель рекомендовал нам во время практики внимательно приглядываться ко всему, изучать, как работает предприятие. А я пока только подметаю. Может, вы поручите мне что-нибудь еще?
– Так вот что, оказывается, рекомендовал вам ваш учитель. И ты не желаешь более мести пол, так? – Драпке начинает издалека, с вежливой издевкой.
Калле уже ясно, что последует дальше, и он неловко пытается сгладить свои слова:
– Да нет, что вы. Вы решаете здесь, кому чем заниматься. Но я подумал…
– Это хорошо, что ты умеешь думать. Продолжай заниматься этим и дальше, но запомни: если тебя что-то не устраивает, скатертью дорога.
Калле вновь берется за веник, ругая себя последними словами. «Да заткнись ты, любуйся своей бутылкой, – вот что хотелось бы ему сказать, – а я плевать хотел на ваше место». Но духу не хватило. И что скажут старики, узнав, что уже на второй день я послал все к черту?
Калле стало еще противнее, когда он увидел, как старательный Герд быстро сортирует оставшийся инструмент. «Ну и втируша, – подумал он. – А ведь он уже совсем выдохся. Как, впрочем, и Драпке. Да и у меня почти не осталось сил».
– Что вы здесь копаетесь? «Мерседес» Шмидмайера должен быть сегодня готов. Завтра с утра он его заберет. На мойке машина была, теперь надо почистить все внутри.
«Этот Шлемель умеет выжимать соки», – подумал Калле.
– Хорошо, господин Шлемель, – поторопился согласиться Герд и даже продемонстрировал чувство локтя: – Мы сделаем это вдвоем. Получится быстрее.
Калле собрал все свое мужество:
– Нет, сегодня я не смогу. Вы говорили, что рабочий день заканчивается в шесть. Мне пора домой. Меня ждут к ужину.
– Всего каких-то полчаса, не больше, – шеф явно не воспринял слова Калле всерьез.
Герд получил возможность закрыть собою образовавшуюся брешь:
– Я готов сделать это один. Но Шлемель уже отвернулся.
У Калле в глазах потемнело от гнева. Обращаются как с бессловесной скотиной.
– Пойду принесу пылесос. Герд вновь в своей стихии.
– Принеси сначала ведро.
Герд тут же протянул ему ведро. Калле обиделся на товарища. А впрочем, какой он ему товарищ? Ведь они должны наперегонки выслуживаться перед шефом. Нет, Калле такое не по душе.
– Совсем рехнулся? – начал он выговаривать Герду, когда тот притащил пылесос. – Почему мы должны вкалывать как чумовые после окончания рабочего дня, и ради того только, чтоб старый тюфяк, владелец рыдвана, не замазал свой достопочтенный зад, когда усядется в него поутру?
– Придержи язык, лоботряс, – с уходом шефа Герд сразу заговорил другим тоном, – скоро поймешь, поможет ли тебе твоя болтовня. Шлемель мне обещал, если и дальше буду так вкалывать, место ученика за мной. А ты что получишь? Шиш! Так кто же из нас двоих в выигрыше, как думаешь?
– Сейчас посмотрим, кто в проигрыше. – Весь скопившийся гнев Калле вложил в точно рассчитанный удар кулака.
Пошатнувшись, Герд удержался на ногах.
– А иначе ты решить свои проблемы не можешь? – огрызнулся он. – Погоди, приведу шефа. Сейчас ты кое-что услышишь,
– Давай, давай, недоносок паршивый. Я и с шефом твоим расквитаюсь, – Калле храбрится, но душа у него уже в пятках.
Политический заключенный Геннадий Чайкенфегель выходит на свободу после десяти лет пребывания в тюрьме. Он полон надежд на новую жизнь, на новое будущее, однако вскоре ему предстоит понять, что за прошедшие годы мир кардинально переменился и что никто не помнит тех жертв, на которые ему пришлось пойти ради спасения этого нового мира…
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.
Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.