Южная пристань - [16]

Часто Джону казалось, что Анжела вообще ничего не чувствует, что у неё даже нервных окончаний нет, как у обычного, живого человека. Это в те дни, когда он позволял себе считать себя живым.

… В одну из ночей он отправился на берег и неподвижно сидел на мелком крошеве гальки, устало и с тоской глядя, как чайки бело-серыми вспышками чертят небеса, улетая по своим делам, вылавливая мелкую рыбёшку. Корабли манили его, хотелось попроситься на борт, умолять, чтобы его забрали отсюда, увезли куда-нибудь… всё равно куда, только подальше отсюда.

Он заночевал на берегу, практически всю ночь провёл, любуясь игрой лунного света, танцующего на гребнях волн, с отяжелевшей от бессонницы и тяжёлых мыслей головой и затёкшим телом.

… Теперь он уходил всё чаще, благо, Анжела не препятствовала, только давала ему с собой еду, и грустно смотрела, словно пытаясь понять, в чём она, демиург местного значения, ошиблась при создании "очередной ошибки природы".

***

Дни утекали, как морская вода сквозь пальцы. Теперь Джон практически поселился на берегу, так как другие здания города казались ему такими же заколдованными, как и кафе "Без названия", где всем повелевала Анжела. Впрочем, в последнее время и повелевать-то было некем.

Мало кто появлялся, чтобы нарушать покой хозяйки. Небольшой домик застыл в молчании, отражая только внешние звуки.

Несколько раз, когда он ночевал в своей спальне, иногда просыпаясь, то видел Анжелу, сидящую на стуле неподалеку от его постели. Она неподвижно сидела, уставившись на него тяжёлым взором, но в постель к нему больше не ложилась.

Тогда Джон демонстративно поворачивался к ней спиной и засыпал, таким образом выражая свой протест.

Однажды на берегу, он встретил старого пирата. По мнению Джона, мужчина был немного не в себе: пытался разузнать, нет ли у него какой-то карты, где крестиком обозначены сокровища. Но в основном ему понравилось беседовать с незнакомцем: тот словно бы пропах морем, и весь состоял из ветра, рвущегося наружу.

Тогда Джон ещё больше заинтересовался кораблями, и направился в порт, где часами гулял, наблюдая, как разгружаются и загружаются разномастные корабли, выглядевшие более чем странно. Ему почудилось, что в этом порту собрали коллекцию кораблей многих эпох, устроив импровизированный музей, только этот "музей" был живым, а коллекция — действующей.

С каждый кораблём, который отправлялся навстречу приключениям, Джон ощущал кусочек своей души, пытающейся отделиться и последовать за ним, полететь в виде чайки или альбатроса.

Тоска усиливалась с каждым днём, чем больше он понимал, что находится в клетке, как редкая и дорогая птица, которую скорее доведут до смерти, чем отпустят.

Джону вспоминались прочитанные произведения, где скряги так и умирали на грудах золота, но не тратили его.

Постепенно, кроме тоски, в нём начала созревать ярость. И однажды

Джон почти решился пойти на всё, даже если пресловутое "всё" означало смерть, то есть, по сути, "ничего".

В этот день, когда солнце почти скрылась за тучами, и он неподвижно сидел на гальке, застыв как изваяние, практически медитируя, решаясь на, возможно, самый безумный поступок в своей жизни, после которого нельзя будет всё вернуть, как прежде, он увидел Анжелу.

Та легко и быстро перемещалась по берегу, словно практически не касалась земли белыми туфельками. Белое платье казалось созданным из морской пены и белоснежных облаков.

Девушка села рядом, прямо на берег, вытянув ноги — при этом туфельки методично заливали волны, но она на это совершенно не обращала внимания.

— Ты хочешь меня убить? — спросила она. И тут же, без перехода, добавила:

— Кстати, я принесла тебе поесть, а то умрешь с голоду.

— Не знаю, — тихо ответил он, неожиданно ощущая себя с ней подругому, гораздо свободнее, чем раньше. И желание удавить её прямо тут немного уменьшилось, хотя и не исчезло совсем.

— Пойми, я никому не хотела причинить боль! — горячо воскликнула девушка, поправляя волосы, которые ветер задувал её в лицо. — Я лишь хотела сохранить… и защитить.

— Коллекцию рабов? — язвительно переспросил он.

— Да, коллекцию, — воскликнула она. — Но коллекцию любимых…

— Кукол? — любезно подсказал он.

Она резко замотала головой.

— Я просто хотела спасти… Вы, люди, такие странные: чтобы наполнить свой сосуд, совершаете ужасные вещи, даже жестоко убиваете друг друга, сначала духовно, а потом физически. Вы так же пожираете друг друга, как и животные, но не ради пропитания, а ради развлечения! И я сделала из тебя… из вас сосуды. Пустые — за это прости. Теперь вы ощущаете такую же тоску, как и я. Мы никогда не сможем наполнить свой "сосуд" смыслом и даже чувствами. Зато вы можете жить чувствами других, ощущая их гораздо ярче, чем когда-то свои… поэтому вам надо общаться с другими. И на этот раз поглощение людьми станет для вас безопасным — я об это позаботилась. Мне было легко на душе, когда я знала, что в этом городке, полном тёмных тайн и крови, а также нелёгких воспоминаний, вы можете ходить где угодно, и с вами никогда ничего не случится… никогда-никогда. Разве это плохо — знать, что никто и никогда не сможет поиграть с вами против вашей воли, только потому, что оказался сильнее?