Юстиниан - [3]

Неоценимую помощь оказала мне Элла Олеговна Шиманская, замечания которой к первоначальному тексту рукописи я постарался учесть.

Я также благодарен доктору исторических наук профессору Александре Алексеевне Чекаловой, с которой ранее неоднократно советовался. Эта книга написана уже после ее ухода, но с благоговейной памятью о ней.

РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ ДО ЮСТИНИАНА

Стоял апрель 1934 года. В Стамбуле было теплее обычного. У мечети Айя-София[6], по декрету президента Кемаля Ататюрка недавно превращенной в музей, отцветающие магнолии наполняли воздух слегка навязчивым, но приятным ароматом. В один из дней рабочие собрали над северо-западным входом металлические леса, подводя их к нише над дверями в нартекс. На следующее утро двое ассистентов по команде Томаса Уиттмора, изящно одетого американца с худым вытянутым лицом, начали снимать штукатурку с узором, почти век назад положенную сюда по приказу султана Абдулмеджида. Когда под очередным отвалившимся куском блеснула смальта, еще мутная от известки, стоявший рядом с Уиттмором молодой человек — русский эмигрант Анатолий Фролов (несмотря на возраст, один из лучших искусствоведов того времени) — решительно полез наверх.

Задрав голову так, что неизменная мягкая черная шляпа еле держалась на затылке, Уиттмор почти приплясывал от нетерпения:

— Есть? Есть? Она там? Ну? Анатоль, вы нашли ее?

Фролов водил рукой по запорошенной стене, ощупывая кусочки стекла с тщательностью мастера:

— Не будем торопиться, Томас. Как говорят у меня на родине, «тише едешь — дальше будешь».

— У вас на родине — это в Саратове, на Волге? — проявил осведомленность американец.

— В России так говорят везде, — вполголоса повторил Фролов уже по-русски, отряхнул руки, повернулся к ассистентам и жестом показал на ведро с инструментами. Отложив шпатели, они взялись за кисти и тампоны…

Много месяцев трудились люди, проявляя то, что было спрятано веками. Пользоваться жидкостями было нельзя, и буквально каждую тессеру чистили зубоврачебным инструментом — мягкими аккуратными движениями, стараясь не повредить остальную поверхность. Кое-где поле мозаики приходилось укреплять, просверливая отверстия и вводя в слой основы специальные штифты. Работа была окончена 1 июня 1935 года. На полностью открытой и восстановленной картине Богородице предстояли две императорские фигуры: «во святых великий» Константин с макетом основанного им города и «достославный» Юстиниан с макетом построенного его радением собора.

Ниша, в которой открыли это украшение, расположена над нынешним туристическим выходом из музея. Когда-то он назывался Вестибюлем воинов, а сама Айя-София была главным храмом главного города главной христианской державы мира.

Описанное выше — не более чем фантазийная художественная зарисовка. Но факт состоит в том, что после присвоения мечети Айя-София музейного статуса мозаика Вестибюля воинов была явлена миру и изучена. Ее создали много позднее самого собора — во времена Македонской династии, в славные дни империи, когда и Юстиниан, и Константин были для Византии осязаемым, но уже довольно далеким прошлым. Жили они в разное время, однако их соседство на изображении символично и вполне объяснимо. Если прибегнуть к метафоре, в истории Византии было два гиганта — Константин I и Юстиниан I, с которыми никто из правителей не сравнился по значимости свершений.

Спросите человека, более или менее знакомого с древней историей, кто такой Юстиниан, и в подавляющем большинстве случаев вам ответят: «византийский император». Это правильный ответ. Но задумываемся ли мы, употребляя слова «Византия», «византийский», «византинизмы», над их настоящим значением? Ведь для государства со столицей в Константинополе название «Византия» никогда не применялось официально — по крайней мере в годы, когда империя была еще жива. Тогда чем же на самом деле правил наш герой?

Как известно, Римская империя возникла на рубеже старой и новой эры. Ее столицей был город Рим. Именно там находился сенат и отправляли должности выборные магистраты, включая номинальных глав государства — двух консулов. Официально Римская империя считалась республикой — Res Publica, «общее дело» римлян, хотя в ее государственном строе функции республиканских институтов постепенно переходили к императору (процесс этот не прекращался и в эпоху Юстиниана). Номинально государство по-прежнему возглавляли два консула, но их уже не выбирали собранием («по комициям» — как в древности), а назначал император.

В республиканском Риме титулом «император» солдаты награждали полководца за выдающиеся заслуги. Императорами были и Сулла, и знаменитый Гай Юлий Цезарь, и фактический основатель империи Октавиан Август. Однако официально Август и его преемники именовались «принцепс сената» — первый в сенате (что дало название эпохе первых императоров — принципат). Начиная с Августа, титул императора давался каждому принцепсу и в конце концов заменил его.

Принимая власть, новый принцепс немедленно провозглашался народным трибуном[7]. Дело в том, что носитель трибунского звания, во-первых, обладал личной неприкосновенностью, а во-вторых, имел право налагать вето на решение любого выборного магистрата (консула, претора, курульного эдила, то есть высших выборных должностных лиц) и даже сената. Таким образом, принцепс получал нужный ему для абсолютной власти статус, формально оставаясь в «республиканских границах» и не занимая для этого высшие должности — консула или диктатора. Императоры могли как становиться, так и не становиться консулами — в их статусе это ничего не меняло, — но трибунат получали ежегодно