Юрод - [19]
Таблетки вы пьете, чи шо? Выплюньте, сплюньте сейчас же! Вы слышите? Вы меня слухайте, слухайте, я ученый, до говна припеченный! - Ной Янович захохотал, тихо сказал: "до послезавтра", выскочил из-под стола, побежал со двора вон, покрикивая, посвистывая, заливаясь:
- Марр! Марр! Марр, яфетический призрак, - явись!
Серову стало весело. "Убежал оттуда, убегу отсюда - просто колобок какой-то!
Бегство как средство от Калерии и Хосяка? Бегство как средство от прокуроров?
Бегство как способ жизни?" Выходило - забавно, но выходило что-то не то...
Во двор вышли, зевая, два санитара, за ними шла молодая женщина-врач Полина Всеволодовна.
А Серова взял за локоток и настырно поволок в глубину двора неугомонный Воротынцев.
- Что вам сказал Академ?
- Предлагает бежать, обещает принести одежду.
- Странно. То же самое настоятельно рекомендую вам сделать и я. Да, да! Бежать!
И немедленно. Иначе вас тут угробят, инсулином или чем-нибудь другим. Вы подозрительный, вы лишний.
- Я все-таки знаком с Калерией. Да и потом... Мне здесь вчера ночью впервые понравилось... Хотя я понимаю: добровольный приход в больницу ошибка... Но, может, бежать отсюда - такая же или еще большая ошибка? Вот пусть Каля приедет... Вот пусть ночь настанет... Тогда... Тогда, может, роль моя в этой жизни для меня самого прояснится...
- Не валяйте дурака! Нашли время интеллигентничать! Вы потенциальный юрод! А здесь вас предназначают совсем для другой роли. Вы, может, не в курсе, но Калерия с Хосяком давние любовники. Кроме того - они единомышленники. Она, извините, поигралась вами - и все, и баста! Потив Хосяка она ни за что и ни при каких обстоятельствах не пойдет. Что еще говорил Академ?
- Сказал: они боятся - я убегу. Потому и послали его предупредить: побег напрасен. Все, как на духу, рассказал. И тут же сам предложил бежать...
- Как на духу, говорите? Не нравится мне это. Ной Янович старичок милый, ученый, но, к сожалению, склонный к наушничеству и провокациям. Болезнь, что поделаешь.
Боюсь, подставляет он вас. Поможет вам бежать, вас поймают и как беглеца жестоко накажут... А из наказанных здесь веревки вьют... Да и наказывать умеют.
Впрочем... Есть вариант. Вы одежду-то у Академа возьмите... Он вам как бежать предлагал?
- Через баню... Во время помывки.
- Все правильно... Баня вечером. Ни одного поезда - даже если вы до вокзала доберетесь - вечером нет... Значит, подставка... Значит, надо думать, думать...
Я ведь страшно заинтересован в вашем побеге... Я ведь... А вот они! Мы сделаем так...
По направлению к Серову и Воротынцеву шла женщина-врач, следом за ней выступал санитар. Воротынцев, становясь на цыпочки, шептал что-то в ухо Серову, пригибая его к себе, размахивал левой свободной рукой...
- Дмитрий Евгеньевич? Калерия Львовна на конференции. Я пока ваш лечащий врач.
Насчет вас вот какое распоряжение. - Врач опустила глаза. - Инсулином вас решили подлечить. Закрепощенность все еще чувствуете? Ну, а как ваши мысли начет заговора? - Серов опустил голову вниз, помрачнел. - Ну, стало быть, сегодня и начнем. Проводите в палату.
Санитар тотчас взял Серова под руку, женщина-врач развернулась и пошла к раздаточному столику, за ней бежал маленький китаец Воротынцев и плаксиво, в пустоту вопрошал:
- А анализы? А кровь на сахар? Сорок шоков! Шутка ли? Я вас прошу сначала взять кровь у больного на сахар!..
*** Через два дня Серов, получив одежду от Академа, не дожидаясь вечерней бани, выскользнул во время мертвого часа через открытое окно инсулиновой палаты на крышу пристройки. Он сделал все так, как задумал Воротынцев: обрезал припрятанным ножичком ремни, пристегивавшие его к кровати, прихватил узелок с одеждой, воспользовавшись всегдашним почти часовым обеденным отсутствием инсулиновой медсестры, по крыше пристройки спустился в крохотный, образованный углами неплотно пригнанных друг к другу зданий и куском забора закуток. В темноватом этом закутке он переоделся и, с трудом отодрав слегка расшатанную и тоже указанную Воротынцевым доску от не имевшего соприкосновения с закрытым отделением и потому не охраняемого забора, - на автобусе поехал на вокзал. Он успел на поезд, уходивший на Москву в 13-40...
По дороге Серов время от времени вспоминал темный закуток, и ему чудилось: там, в закутке, в самом темном углу шевелится, вздувается, сонно вздрагивает, готовится проорать на всю больницу черный петух с седым оплечьем, с неестественным громадным, вощано-прозрачным клювом... "Юро, юро, юро... - клекотал ему вслед петух. - Юро, юро..." И вот теперь, выскочив из грязной, а когда-то салатной легковухи и сидя на земле, рядом с одной из подмосковных станций, Серов припоминал этот несшийся из закутка, еле сдерживаемый клекот сошедшего с ума петуха. Вспоминал петушиные утренние и вечерние крики, и ему казалось: это не он, Серов, вспоминает и вызывает в своем воображении петуха - петух, петух поселился у него в мозгу, над темечком, у виска...
Листы доктора Воротынцева Лист №30 Побег Серова удался. Пока возвратилась инсулиновая сестра, пока два часа искали Серова в больнице, пока думали-гадали сообщать Хосяку или ждать окончания поисков - листочки мои уехали... Пишу теперь просто для себя, для удовольствия.
История музыкальной культуры России в рассказах о великих композиторах: Глинке, Мусоргском, Чайковском, Стравинском и других.Для старшего школьного возраста.Рекомендовано Министерством общего и профессионального образования РФ для дополнительного образования.Книги серии История России издательства «Белый город» признаны лучшими книгами 2000 года.
Российский подданный, авантюрист и прожектер Иван Тревога, задумавший основать на острове Борнео Офирское царство, по приказу Екатерины II помещен в Смирительный дом. Там он учит скворца человеческой речи. Вскоре Тревоге удается переправить птицу в Москву, к загадочной расселине времен, находящейся в знаменитом Голосовом овраге. В нем на долгие годы пропадали, а потом, через десятки и даже сотни лет, вновь появлялись как отдельные люди, так и целые воинские подразделения. Оберсекретарь Тайной экспедиции Степан Иванович Шешковский посылает поймать выкрикивающего дерзости скворца.
Это история о самом известном в мире российском композиторе, музыка которого отличается красочностью, романтичностью и необычайным мелодическим богатством. Книга предназначена для детей младшего и среднего школьного возраста.
«Романчик» Бориса Евсеева – это история любви, история времени, история взросления души. Студент и студентка музыкального института – песчинки в мире советской несвободы и партийно-педагогического цинизма. Запрещенные книги и неподцензурные рукописи, отнятая навсегда скрипка героя и слезы стукачей и сексотов, Москва и чудесный Новороссийский край – вот оси и координаты этой вещи.«Романчик» вошел в длинный список номинантов на премию «Букер – Открытая Россия» 2005.
Борис Евсеев — родился в 1951 г. в Херсоне. Учился в ГМПИ им. Гнесиных, на Высших литературных курсах. Автор поэтических книг “Сквозь восходящее пламя печали” (М., 1993), “Романс навыворот” (М., 1994) и “Шестикрыл” (Алма-Ата, 1995). Рассказы и повести печатались в журналах “Знамя”, “Континент”, “Москва”, “Согласие” и др. Живет в Подмосковье.
Сегодня, в 2017 году, спустя столетие после штурма Зимнего и Московского восстания, Октябрьская революция по-прежнему вызывает споры. Была ли она неизбежна? Почему один период в истории великой российской державы уступил место другому лишь через кровь Гражданской войны? Каково влияние Октября на ход мировой истории? В этом сборнике, как и в книге «Семнадцать о Семнадцатом», писатели рассказывают об Октябре и его эхе в Одессе и на Чукотке, в Париже и архангельской деревне, сто лет назад и в наши дни.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.
Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.