Юрий Тынянов - [55]
В романе Тынянова оба произведения — комедия и проект — являются олицетворением двух эпох — до разгрома восстания и после. Проект, который никак в сравнение с комедией идти не может, используется писателем как некая собирательная категория, как выражение, воплощение новых идеалов и новых путей.
Тынянов прав, придавая решающее значение общественной атмосфере, которая вызывала то «Горе от ума», то «Проект учреждения Российской Закавказской компании». Грибоедов мог позволить себе выпады против тайного общества, мог с сарказмом относиться к «умнейшим людям», репетиловским приятелям, но «Горе от ума» было написано до поражения восстания в атмосфере общественного подъема, а «Проект учреждения Российской Закавказской компании» — после. Современникам Грибоедова могло показаться, что идеологическое отличие Этих двух произведений такое же, как «дней Александровых прекрасное начало» от дней Николая, которые «мрачили мятежи и казни». Это, конечно, ошибка. Если оба произведения проверять главным явлением, главным событием эпохи — декабризмом, то окажется, что оба они декабристские. Но проект отразил ограниченные, только буржуазные идеи декабризма, а комедия то, что сделало декабризм знаменем русского освободительного движения, — враждебность его самовластию. Между комедией и проектом пролегло восстание, поражение, крушение надежд. Проект по сравнению с комедией оказался менее декабристским, потому что в нем было «временное», то есть исторически ограниченное и потому преходящее, в комедии же было «вечное», то, что остается от всякого большого общественного движения, то, что перерастает исторически ограниченные нужды какой-либо общественной группы и удовлетворяет потребность широких общественных слоев, а иногда и всего народа. И поэтому параллельно тезе — антитезе «20–30-е годы» идет теза — антитеза: «комедия — проект». Проект — это «Горе от ума» новой эпохи, «Горе от ума» 30-х годов. Писатель делает это не для того, чтобы возвысить проект, а для того, чтобы снизить 30-е годы.
Тынянов отделяет одну эпоху от другой горизонталями. Он подводит черту.
«…У каждого периода есть свой вид брожения.
Было в двадцатых годах винное брожение — Пушкин. Грибоедов был уксусным брожением.
А там — с Лермонтова идет по слову и крови гнилостное брожение».
За всем этим забывается стереометрия времени.
Писатель видит во времени только линейную протяженность и проходит мимо того, что время — это объем и что в нем происходят разнонаправленные движения.
Тынянов свел всю последекабрьскую эпоху к «уксусному брожению», не сказав о том, что одинаковых для всех взаимоотношений государства и общества не бывает: в одном времени всегда по меньшей мере два способа взаимоотношений. И те, кто расстреливал, вешал и ссылал русскую демократию, ничего не могли поделать с тем, что она вызвала к жизни демократические движения целого столетия.
У каждого периода есть не один, а два вида брожения.
Каждый из видов брожения отражает прогрессивные и реакционные тенденции времени.
«Свой вид брожения», о котором говорит Тынянов, Это только окраска времени, его знак, флаг, цвет.
Подобно тому, как в природе не бывает чистых цветов, так и в истории окраска времени возникает из сочетания цветовых слагаемых. Но при этом всегда один цвет, подавляющий другой, сам изменяется под влиянием подавляемого.
Реакция, окрасившая своим цветом последекабрьский период русской истории, не была единственным олицетворением времени.
Сквозь плотно сомкнутый фронт Бенкендорфа, Чернышева, Сухозанета, Булгарина, Каченовского, Бурачка, Паскевича пробиваются пушкинские стихи, проза и театр Гоголя, живопись Брюллова, музыка Глинки.
Но, к счастью, реакция может далеко не все. Она не может создать великого художника. Вот убить его, это она может. Реакция — это как дверь, нарисованная на стенке: она может только не пускать.
Да, самодержавная монархия убивала своих врагов, в том числе и честных русских писателей, да, «история нашей литературы — это или мартиролог, или реестр каторги» (Герцен). Но чем же была бы русская самодержавная монархия, если бы не эта литература, эта великая свободолюбивая, самоотверженная культура, до каких же вершин самовластия дошла бы самодержавная российская монархия, если бы литература не сдерживала, не стыдила, не одергивала ее, не мешала бы ей, не сопротивлялась, не обличала? Но Тынянов показал полную победу, только победу самодержавной монархии, он не показал сопротивления побежденных, он показал только торжество победителей и не показал, что побежденные подготавливают почву победы.
Для того, чтобы понять смысл деятельности человека, необходимо понять, кому человек служит. Ответить на вопрос «кому?» — это в то же время и ответить на вопрос «что?», что делает человек, ибо в одном деле принимают участие тысячи людей, но не все они делают одно дело. Потому что одни служат тому, что будет отобрано историей для будущего, а другие, чтобы его задержать, одни во имя справедливости, другие — помещику, одни — родине, другие — самодержавной монархии.
