Юрий Лотман в моей жизни - [118]

Юрочка, родной, что с тобой, чем ты болеешь, что болит? Может быть, мне надо пробовать слать тебе какие-то лекарства? Если даже в августе Марина не сможет приехать к тебе (а я надеюсь, что сможет), то ведь передать из Москвы можно же. Можно и сейчас передать в Москву отсюда, если срочно, в Тарту я не могу, а в Москву смогу. Только сообщи об этом. Впрочем, я надеюсь собраться с силами и все-таки позвонить тебе. Теперь так легко соединяют с Тарту. А вот на днях исполнилось 90 лет моей маме, и я не смогла дозвониться до Украины.

Я послала приглашение сестре Ляле приехать сюда, но говорят, что не только Канада никого из родственников в гости не пускает, ибо остаются здесь, но и паспорт для выезда в России получить невозможно. Поглядим.

Время сейчас для меня немножко грустное: кончились всякие занятия, жарко, хочется за город. Бывает тоска ужасная: жаль прошлого, воспоминания не отпускают и не дают принять что-то совсем иное и идти, сколько придется, совсем другой дорогой. Я не понимаю здесь людей вокруг, я не вижу их ценностей, не могу сойтись ни с кем. Вероятно, это моя беда, а не их. Многое значит и мой плохой английский. Особенно я не могу говорить, если чувствую к себе неприязнь или полное равнодушие, что приходится чувствовать часто у врачей. Не желая лишний раз тревожить Марину, потому что ей и так вздохнуть некогда, я пытаюсь все у врачей узнать сама, а это не выходит, я смолкаю и ухожу, а что делать – неизвестно. Сейчас вожусь с глазами: 20 лет в России и три года здесь все искали причину болей в левом глазу, а теперь и в нем и в правом, кажется, нашли глаукому, скачут там какие-то пятна, вроде бы лопнувшие сосуды, а точно узнать не удается, попасть к врачу сложно, назначают визит через два месяца. Такие вот дела. <…>

Просто бывают разные дни, а поскольку я тебе уже не писала две недели, а писать надо, то это письмо попало в такой вот невеселый день. Так что моя жизнь, конечно, не идиллична, как тебе кажется из моих же писем. Одиноко бывает ужасно, горько от того, что тебя не вижу и, видно, не увижу. Пытаюсь, как в Москве, когда ты долго не приезжал, трогать твои книги, твои статьи, читать их, следить за ходом твоей мысли – приблизиться к тебе. Но это здесь и сейчас удается плохо. Мне надо видеть тебя, как бы мы оба ни изменились, больного ли, здорового ли, старого или нет, усталого – тебя и только тебя.

И нет тебя, и нет тебя. До следующего письма.

Обнимаю тебя и нежно целую

Всегда твоя Фрина

Я опять звонила тебе, но ты еще в больнице. Очень беспокоюсь о тебе[545].

26 июня 1993 года

Дорогой мой Юрочка!

26/VI-93

Я вернулась сегодня из дальних стран – из штата Массачусетс, что в США. Недалеко, в трех часах езды автобусом от Бостона, есть такой полуостров, Кейп Код, это очень похоже на нашу Куршскую косу. Он похож по форме на локоть, с одной стороны которого, внутренней, залив – знаменитая бухта Провидения, куда когда-то приплыл «Мейфлауэр» с первыми англичанами-протестантами, покорившими и освоившими этот край, от которого и пошло завоевание Северной Америки. С другой стороны, внешней, открытый океан. Марина отправилась сюда на какую-то конференцию и «прихватила» меня с собой: покупаться в океане и переменить обстановку. Мы прожили с ней здесь 10 дней у милых «подруг» – двух дам, одна их которых учит где-то в этих краях дефективных детей, а другая – журналистка, пишет в местную газету. Обе они владеют небольшим домом, в котором сдавали нам две крошечные прелестные комнатки, а вокруг сад, цветы и пение птиц. По климату это место напоминает не то наш Крым, не то Хаапсалу: те же камыши в заливе, много уток, тишина и покой. Это детский[546] курорт, потому что в заливе мелко, вода во время отливов совсем уходит, а океан далеко.

Вообще здесь, в США, без машины невозможно, нет автобусов, иногда на улице не у кого спросить, как пройти куда-нибудь. Поэтому посмотреть мы почти ничего не смогли, вернее я не смогла, а Марина много успела, широко пользуясь велосипедом хозяек. Конференция оказалась никакой, просто местная, да и не только местная, профессура любит «работать» в курортных местах вместе с семьями. Они, как и мы, если не имеют здесь дома, так снимают жилье. <…> Странно, но тяжелые мысли здесь как-то уходили, и я действительно отдохнула (от чего, спрашивается?).

Приятно глазеть на американские семьи. Отцы возятся и играют с детьми, не только мамы, как было всегда заведено в России. (Мне ли не знать!) Малыши, у которых еще дайперсы на попке, а во рту соска, в купальничках и спасательных поясках лезут смело в воду. Никакого крика, хотя пляж очень маленький, родители не раздражены. Детского плача вообще не слышно.

Уровень жизни здесь гораздо выше, чем в Канаде, все дешевле, и мы накупили массу милых и ненужных мелочей на память.

Были и в знаменитом Провинстауне. Это городок на конце Кейп Кода, город художников и… гомосексуалистов. Не очень приятно смотреть на обнимающихся мужчин, на обнимающихся женщин, но потом привыкаешь. <…> Мы думаем, что наши хозяйки из той же компании: такая дружная семейка! Но к нам были неизменно милы, внимательны, иногда даже подвозили на машине. Хотя гулять там особенно негде, ибо все только для машин и велосипедов, – но я все-таки много ходила, глазея по сторонам. Эти дикие розы на низких изгородях, эти дивные деревянные дома: деревянные серые дощечки, уложенные, как у нас кладется черепица. И дикий виноград, и уйма цветов.