Юрий Лотман в моей жизни - [113]

Шрифт
Интервал

Я, кажется, подробно писала тебе о Марине. Повторюсь. Вначале, получив почасовую работу, мы были счастливы, потому что перспективы были очень надежными: почасовая работа должна была продолжиться на следующий год, твоя справка обеспечила бы прожиточный минимум и т. д.[532] Но все как-то сразу же изменилось, поскольку уже в самом начале вышло постановление министра куль туры Квебека об отмене[533] гуманитарных факультетов в английских колледжах <…> с будущего учебного года. Это просто такая доля у нее, на самом же деле отмена их дело прогрессивное, потому что курсы эти, <…> чепуха сплошная, никакого отношения к образованию не имеющая, но дающая приличную зарплату, никакой ответственности и легкую жизнь преподавателям. (Их бы в советскую школу 50–60 годов!)

Студенты и преподаватели по этому поводу бастуют, но это ничего не означает. <…> Марина срочно рассылает документы во французские колледжи, потому что там будет расширяться преподавание английского языка как второго. Правительство наконец увидело, что выпускает студентов, не могущих ни писать грамотно, ни прилично говорить не только на втором государственном языке Канады, но и на родном. Не хочется Марине учить английскому, и шансы, как здесь всегда, сомнительны, но выхода нет. Мы же обе научились здесь (представь, и я – тоже) не думать обо всем вперед:

сейчас есть работа, прожить можно, и слава Богу. <…>

Вера сообщила мне о смерти Левушки Дмитриева[534], ужасно жаль его. Она был на панихиде в Пушкинском доме. Пишет, что ученые выглядят жутко, Д.С. Лихачев чуть ли не лучше всех. Снаряды ложатся рядом, как ты любил говорить. Кто следующий? Нам, слава Богу, не дано знать.

Будь здоров, дорогой мой друг, обнимаю тебя.

P.S. Ты как-то писал, что Наташе предстояла операция. Была ли она и как чувствует себя Наташа?

26 апреля 1993 года [535]

Милая Фрина!

Помнишь, был такой фильм «Шел солдат с фронта и попал опять на фронт». Вот я только вышел из больницы, и сейчас снова отправляют в больницу. Ты не пугайся, ничего страшного, просто «расстройство всякого устройства». Одно проходит, другое начинается. Но вообще ничего серьезного нет и поэтому опасаться причин нет. Просто хотят сделать обследование. Такие любопытные врачи. Писать мне продолжай на мой обратный адрес, мне будут приносить письма. Я очень беспокоюсь, как дела у тебя и у Марины. И вообще мы еще обязательно должны в этой жизни повидаться, поэтому помирать я не собираюсь.

Обнимаю тебя.

Целую тебя нежно,

Твой Ю.

3 мая 1993 года

Юрочка, дорогой мой!

3/V-93

Сегодня пришло твое письмо, дату которого установить трудно: в письме ее нет, а на конверте такая разлапистая печать, что не разобрать. Кажется, что письмо от 26 апреля. Тогда оно пришло очень быстро. Ты в больнице и успокаиваешь меня, как всегда, пишешь, что обследование и ничего серьезного. О Господи! Правда ли это?.. и что означает «то одно, то другое»? – нет ответа и не будет, я думаю, ведь ты не понимаешь, что мне было бы во сто раз легче, если бы я знала подробности всего, что с тобою. Ну, так тому и быть, будь по-твоему. Я только буду молиться, чтобы все было хоть относительно благополучно и то легкомысленное, что было тобою сказано в конце письма: «мы еще должны с тобою повидаться в этой жизни», – каким-то образом осуществилось. Будем жить и веровать.

А здесь «снова, как прежде, весна». Вернее, деревья еще только распускают листья, но уже лето по температуре воздуха, по пенью птиц, по расцветшим цветам вокруг. Марина «дорабатывает», хотя, кажется, ей дадут доработать еще и июнь для каких-то интенсивных курсов. А потом неизвестно, что будет, но ее курсов точно не будет. Поглядим. <…> Приезжал Федя на два дня, замкнут, неразговорчив, огорчает этим Марину. Не меня – я это все принимаю и не делаю истории из его закрытости: время пришло. Он еще не решил, ехать ли в Сорбонну. По делу выйдет мало что, только удовольствия, а денег бездна, так что… <…> А вот Марина в августе хочет ехать в Москву, сердце ее рвется к Юре. Подумай, в ноябре будет уже 4 года как она не видела ребенка, тяжело на самом деле. Ей привез один бывший дипломат его фотографии, которые он сам сделал (дипломат, то есть). Юра выше ростом, чем Марина, а выражение лица все то же: сразу видно, какой он нервный.

Сейчас Марина подыскивает себе попутчика, потому что немыслимо появиться там одной, даже простые телефонные контакты с Андреем совершенно невозможны, ни для ее подруг, ни для когото еще. Да и будет ли Юра в Москве? Если же предупредить Андрея, так он его специально отошлет. <…> Мне радостно помогать Феде. С первых дней в Канаде, со своих 13 лет, он не переставал работать и помогать тем самым Марине, а сейчас практически сам платит за учебу в университете. Характер же у него отцовский, но он, я надеюсь, никогда не будет алкоголиком и очень хорошо уже знает, что только трудом и усилиями здесь можно добиться успеха. Конечно, он мечтает о теоретической математике. <…> Федька ужасно гуманитарно не развит, некогда, все некогда, только любит настоящую музыку, и это уже на всю жизнь.

Я очень люблю свой новый дом, и, хотя окружение здесь не то, которого бы хотелось, но это чепуха по сравнению со всем остальным. Получил ли ты мою фотографию? Наверное, там ничего не увидеть, но уверяю тебя, что я сейчас много лучше, чем по приезде в Канаду. Поэтому, Юрочка, у меня есть силы на встречу с тобой, когда и как ты захочешь и сможешь – я всегда готова. Господи, как я хочу, чтобы все завершилось у тебя благополучно, чтобы ты мог еще жить, еще работать, еще все помнить и всех. Будь здоров, мой дорогой, будь здоров, будь здоров. Поклоны от Марины. Она, конечно, надеется повидать тебя, если поедет, <…> но уж позвонит во всяком случае, конечно, и уж ей ты скажешь все, что захочешь мне передать. Обнимаю тебя, нежно обнимаю.


Рекомендуем почитать
Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Великие заговоры

Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.