Юрий Данилович: След - [4]
Вон, у Андрюшки-то душа чёрная, как воронье крыло, а руки и с песком в родниковой воде не отмоешь от крови, однако взгляд нагл и светел, по сю пору верит в свою правоту, раз взял верх над Дмитрием, затравил его, загнал-таки в землю и прав был. И что - гложат его сомнения? Боится он суда Вышнего? Ништо! Как говорится, писай в глаза, все божья роса! Он и сейчас горазд на пакости, ох, как горазд. Только после того как Дмитрия одолел, прыти в нём поубавилось. Прыти, однако не злобы.
Хоть и вошёл в зрелую пору Даниил Александрович - сорок лет исполнилось князю - хоть и собрал ежедневными и неустанными трудами кое-какую московскую силу, сынами возрос, боярами верными, а все одно - до липкого, стыдного пота под мышками, точно дитёнок, боялся родного брата Андрея. Во всём свете не было для Даниила ненавистнее и страшнее лица…
Глава вторая
Вон загадка на все века: было у Александра Ярославича Невского четыре сына, но все столь разные, что, не зная о родстве, можно было решить, что каждого из них не единая утроба выносила от одного семени. Впрочем, неверно то, потому что в каждом из них, как в бегущей воде, преломленно отразилась воля, жажда власти, хитрый, провидливый ум, злой, жестокий норов отца. Искажённо, подчас до уродливости отразился в сыновьях внутренний лик Александра. От того и были столь схожи и столь не схожи друг с другом, оттого и ненавидели друг друга так яростно и беспощадно.
Как ни странно, полное исключение из братьев составлял первенец Александра Василий. Может быть, потому, что на его плечи куда большей тяжестью пали и ласка, и гнев отца. А гнев Александров не каждый мог вынести, тем более отрок семнадцатилетний.
В семнадцать лет Василий восстал на отца. Посажен он был тогда на княжение в Великом Новгороде. Какие заботы в семнадцать лет - чти отца своего, да и только! Отцу-то, поди, видней, как дела государства решать. Однако, когда Александр, перечислив татарам в данники всю Низовскую землю[3], привёл с собой татарских сыроядцев и в Великий Новгород, Василий не согласился с отцом. Нашла коса на камень, дикий норов на дикий норов! Да только разве можно было тягаться Василию с Александром?
Гневен был Александр Ярославич, достал сына и во Пскове, куда тот бежал после неудачного мятежа. Право слово, чудом живым оставил. Но, знать, на весь остаток дней напугал. Советчиков да потакщиков покарал жестоко, а иным прочим мятежникам по милости кому ноздри велел порвать, кому глаза выколоть.
«Мол, на что вам, новгородцам, зенки-то, когда вы ими все одно не то, что есть, видите!»
Василия с глаз долой, из сердца вон отправил в Суздальскую землю доживать на обочине. От вины ли перед батюшкой, от позора ли, но всю остатнюю жизнь (не слишком долгую - умер он тридцати одного года) Василий глядел на мир только в пьяные глаза. Видать, тверёзому-то тошной жизнь стала.
Где бы теперь ни появлялся Василий - да хоть в том же Новгороде, - пиво да меды при нём рекой текли. Правда, пиры его были тихи, хотя и людны. Кого ни попадя поил князь. Оглядит, бывало, застолье притихшее и скажет:
- Не для вас жалко, люди, но вас жалко, бедные…
Видать, и пил, всех жалеючи!
Лишь перед смертью простил батюшка Василия.
А по отношению к другим сынам распорядился Александр Ярославич по справедливости.
Надежде и любимцу своему Дмитрию, что после Василия сидел в Великом Новгороде, отдал дедову отчину, изрядную жемчужницу русской земли - Залесский Переяславль.
Дмитрий-то и тогда уже, ещё не изжив отрочества, успел отличиться многою воинской доблестью. И на Литву новгородцев водил, и на водь… Знать, на роду ему было написано великим воином стать, да только не все, что можется, - исполняется. И неприступную датскую крепость Раковор низложил, и Дерпту грозил, и немцев бил, а кто теперь помнит про то? А вот о том, как Русь от разора не уберёг, как к Нагаю за помощью бегал - помнят! Повинен ли? Знать, повинен…
Третьему сыну, Андрею, Александр Ярославич оставил в наследство Волжский Городец. Тоже, между прочим, славный городишко и обильная вотчина. Да видно, тогда уже зависть Андрюшке глаза застила! Хорошо ещё младшему Данилке не позавидовал. Благо завидовать было нечему.
- Даниил никогда не роптал ни на хромую свою судьбу, ни тем паче на батюшку, которого он не знал, но который всегда в глазах его оставался не то что бы благодетелем, но иконой, достойной моления.
Как бы мало ни значил Даниил для батюшки (ко времени его смерти он и первого пострига[4] не достиг), в отцовом завещании нашлась и для него строка. Отдал он Даниле во владение дальнюю сторону, Москву завалящую. Так себе, мал городок и удел не удел в дремучем Залесье, стоявший в стороне от больших гостевых дорог.
Той ли задумкой руководствовался батюшка, нет ли, но теперь, спустя время, Даниил вполне оценил его прозорливую заботу о нём, беззащитном. Ведь если бы отец был более милостив к нему и выделил на прокорм вотчинку поважнее, так ещё неизвестно, был бы он жив по сю пору али нет? На лакомый-то кусок всегда найдётся рука почесучая… До сих пор удивительно: как это Андрею ранее в голову не пришло присовокупить к своим владениям Московию. Тогда ещё, когда мал и несмышлён был Даниил.
В этой книге вы прочитаете о самых загадочных событиях и личностях в истории человечества, побываете в легендарных Шумере, Египте, Ниневии, заглянете в сокровищницы фараонов и древние библиотеки, попытаетесь расшифровать таинственные письмена древних народов, узнаете о судьбе исчезнувших государств и о многом другом. Итак, разгадывайте тайны, оставленные нам давно минувшими веками.
Исторический роман Андрея Косёнкина «Крыло голубиное» рассказывает о жизни и смерти великого князя Михаила Тверского, который посвятил свою жизнь собиранию русских земель и, как смог, сопротивлялся могуществу Золотой Орды. Именно его стремление к объединению Руси в единодержавное государство во многом предопределило дальнейшую политику победивших в борьбе с тверичами московских князей.
О жизни и судьбе сына великого князя Михаила Ярославича Тверского Дмитрия (1299–1326), прозванного «Грозные Очи», рассказывает исторический роман современного писателя А. Косёнкина.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Юрий Долгорукий известен потомкам как основатель Москвы. Этим он прославил себя. Но немногие знают, что прозвище «Долгорукий» получил князь за постоянные посягательства на чужие земли. Жестокость и пролитая кровь, корысть и жажда власти - вот что сопутствовало жизненному пути Юрия Долгорукого. Таким представляет его летопись. По-иному осмысливают личность основателя Москвы современные исторические писатели.
Новый роман известного писателя — историка А. И. Антонова повествует о жизни одной из наиболее известных женщин Древней Руси, дочери великого князя Ярослава Мудрого Анны (1025–1096)
О жизни и деятельности одного из сыновей Ярослава Мудрого, князя черниговского и киевского Святослава (1027-1076). Святослав II остался в русской истории как решительный военачальник, деятельный политик и тонкий дипломат.
Время правления великого князя Ярослава Владимировича справедливо называют «золотым веком» Киевской Руси: была восстановлена территориальная целостность государства, прекращены междоусобицы, шло мощное строительство во всех городах. Имеется предположение, что успех правлению князя обеспечивал не он сам, а его вторая жена. Возможно, и известное прозвище — Мудрый — князь получил именно благодаря прекрасной Ингегерде. Умная, жизнерадостная, энергичная дочь шведского короля играла значительную роль в политике мужа и государственных делах.