Юридические аспекты организации и деятельности Парижского Парламента во Франции - [10]
Вследствие распространения данной теории в Средние века, святости функции короля как верховного судьи, монархи средневековой Франции получают титулатуру викария (лат. vicarius — «заместитель», «наместник») Бога на Земле[84]. Данный титул обязывал королей самостоятельно вершить суд, выносить приговоры и председательствовать на судебных заседаниях.
Так, на праздники (Пасху, Рождество или в связи с каким-нибудь радостным событием, например, свадьбой) короли нередко устраивали ассамблеи-приемы, на которых не только накрывали столы с вкусными угощениями и приглашали актеров со спектаклями, но и вершили правосудие[85].
Иногда отправление правосудия происходило непосредственно на природе.
Так, король Людовик IX Святой нередко вершил суд в Венсенском лесу под дубом, любой поданный мог обратить к королю с просьбой разрешить его дело[86]. Как отмечает французский исследователь данной проблемы Пти-Дютайи Ш., «приговоры, которое Людовик IX, сидя под Венсенским дубом, выносит или велит вынести во время заседания своим ближайшим советникам, не являются ни легендой, ни исключительным случаем»[87].
Данное явление описывается и в художественной литературе: «он почти все время сидел…на земле на коврике и слушал судебные дела, прежде всего бедных и сирот»[88].
Французский средневековый историк, биограф Святого Людовика Жан де Жуанвиль (1223–1317) в своей работе «История Людовика Святого» писал: «возвращаясь из крестового похода в 1254 г., Людовик Святой встретил одного монаха, который посоветовал ему творить правый суд. Король не забыл его наставления — после мессы он шел выслушивать жалобы, кои ныне называют прошениями, в Венсенский лес. И все те, у кого было дело, шли поговорить с ним без всяких препятствий»[89].
Его мудрые и справедливые судебные решения способствовали росту его авторитета не меньше, чем преданность крестоносной идеи и исключительная набожность[90].
С первой половины XIII века первой инсигнией, вручавшейся французским королям после помазания на царство, была «рука правосудия», символ суда в лице монарха. Со временем все королевские инсигнии начинают трактоваться во Франции именно как символы правосудия (в том числе цветок лилии)[91]. Королевская власть по своему происхождению считалась единственно справедливой, а королевские судьи (бальи, сенешали и прево) были лишь уполномоченными этой власти[92].
Более того, среди трех исключительных прерогатив королевской власти — права собирать налоги, права объявления и прекращения войны в том или ином масштабе (отсюда право иметь постоянное войско в XV в.) — особо выделяется право высшей судебной власти[93].
И все же, «при бесспорном приоритете личного суда короля, он с конца XIII в. превратился в главу «мужающего тела» судебных институтов королевства»[94].
По-прежнему король мог сам рассмотреть любое судебное дело. Более того, только король обладал правом помилования.
Так, в знаменитых Кутюмах Бовези, составленных около 1283 г., подчеркивается, что король как суверен является высших арбитром и судьей во Франции. Согласно § 1214–1215, 1883, только король может быть и судьей, и обвинителем в своем собственном суде, и нельзя апеллировать на его решения[95].
Авторы иного французского трактата XIV в. Songe du Vergier (Сон Садовника)[96] доктора права настаивали на том, что «сеньоры Парламента короля Франции должны устанавливать справедливость в споре сторон и вершить суд, но вместе с тем король из него не изъят и может лично вершить суд, когда пожелает»[97].
Однако основной массив судебных дел король передавал на рассмотрение соответствующим инстанциям королевской юстиции, то есть делегировал свое право отправления правосудия судебным институтам королевства.
Со времени отделения от Королевской курии функции апелляционного обжалования решений нижестоящих судов в королевском суде, а также дальнейшего формирования на данной основе специального судебного органа — Парижского Парламента — именно он начинает представлять короля и осуществлять его главную и священную миссию — правосудие от его имени.
По словам отечественного исследователя Н.А. Хачатурян: «Чувство национальной гордости, патриотизм… отныне концентрируются не только на своих героях и святых, не только на истории военных побед, но и на превосходстве институтов правосудия во Франции»[98].
Более того, Парламент провозглашался главным и суверенным судом королевства, «истоком правосудия» наравне с королем Франции[99]. Данное положение нашло отражение в законодательстве страны.
Так, согласно Ордонансу от 11 марта 1345 г. «Парламент — главный суд короля» (justice capital du Roi)[100].
В соответствии с Ордонансом от 19 марта 1360 г. «Парламент является главным и суверенным судом всего королевства Франции» (la justice capital et souveraine de touts Royaume de France)[101].
Высший суд королевства называется «истоком правосудия» в Ордонансе от 28 апреля 1364 г.: «Парламент всей судебной власти нашего королевства зерцало и исток» (fons justitie)[102].
В протоколе заседания от 16 февраля 1402 г. Высший суд королевства именовал себя «суверенной» (
