Юрьев день - [22]

– Уходим.

– А спирт?

– Выпей сам.

– Я выпью, – обиделся Славка. – Выпью за вашу скоропалительную любовь.

Они вышли из гостиницы, и тут только он понял, как она пьяна. Он поднял её на руки и понёс через шоссе. Она только сказала, что живёт напротив, наискосок. Он посмотрел, как она вошла в подъезд, а потом бродил по шоссе, разглядывал звезды, и на душе у него отчего-то стало легко.

Глава 10

Славка рассказывал. Остальные хохотали.

– А когда Главный приехал, всё и началось. Причем добрым приехал. Все удивлялись: «Что это с ним?». Всего пару раз-то и психанул, а тут Юра. История выеденного яйца не стоит. Испытатель явился в цех без халата. Главный прогнал его и пропуск у него отобрал. Идёт он себе в расстроенных чувствах. А Юра ему навстречу. А Юра, надо сказать для порядка, на полигоне картиночкой ходил. Брюки узкие, рубаха польская, в искрах. Жил он уже с этим испытателем. «Куда?» А тот: «За тобой», говорит. «Главному твои расчеты нужны». «Так я и знал, – отвечает Юра. Только хотел уточнить».

Мы тогда в МИКе были. Влетает Юра. Разумеется, без халата. Ни на кого не глядит и прямо к Главному. А тот возле объекта лютым тигром ходит. Боб перед этим на сборке нашли. Юра к нему, и сходу всю ему баллистику изложил. Слитно, как на защите. Мы только любовались издали. А потом Главный и ему выдал. В конце концов спрашивает: «Вы куда собрались: на работу или на танцы?». Только Юра уже дара речи лишился, молчит. За него начальник МИКа вступился. «Демократическая, – говорит, – Сергей Павлович». «Что?» – Главный к нему, а того не собьешь. «Рубашка, говорю, демократическая». Словом, пропуск у Юры отобрали. Естественно: без халата, мол. «Чтобы я вас больше в таком виде не видел здесь», попрощался Главный.

– Про шпалы сказал?

– А как же? С этого и начал. «Я вас домой по шпалам отправлю». Нашли Юре клёш матросский и футболку старую. Всё на Главного выводили.

– И что? – не выдержал Чембарисов.

– Такое разве ещё получится? Скажи, Юра, что всё не так было.

– Конечно, не так, – пожал плечами Маэстро: мол, что бестолку говорить.

Главный приезжал на космодром непосредственно перед запуском. В его отсутствие кабинет Главного с табличкой «Комната технического руководства», помещавшийся в служебном здании на втором этаже, превращался в своего рода комнату отдыха, дискуссионный клуб. Совещания в отсутствие Главного собирались в ином помещении: в кабинете руководителя площадки. Государственная комиссия заседала в зеленом конференц-зале, на третьем этаже. А в комнате Главного курили, поднимаясь из МИКа, ожидали телефонных разговоров с Красноградом и Москвой, сидели, развалясь на диване, вспоминая, как правило, немало потешных историй, громоздили на столе пирамиду окурков, отдыхали после крика и споров на оперативке, после ночной работы и просто так. Диван, стоявший в комнате, совсем пришел в негодность; из него выперли пружины, и он, по словам какого-то острослова, превратился из дивана в батут.

Опытному глазу о появлении Главного могли рассказать детали. В МИКе местное начальство распорядилось убрать зеленые ящики с запасными деталями, стоявшими вдоль стен. К ящикам давно привыкли, сидели, отдыхая на них, и их давно уже просто не замечали. Прежнюю мебель из кабинета Главного куда-то вывезли. В нём появились мягкие низкие кресла, светлый, плоский шкаф и, наконец, ядовитого цвета диван. Диван выбирал заведующий хозяйственной частью, но увидев его в кабинете, руководитель площадки покрылся пятнами, закричал и велел немедленно убрать, но остыв и понимая, что время не терпит, отменил первоначальный приказ, распорядившись обшить диван чехлом нормального цвета. Но еще некоторое время из МИКа приходили смотреть на ярко-зелёную, под попугая, окраску дивана, бешено зелёную, ядовито-зелёную, которую «лизнешь и отравишься».

В буфете к обычному ассортименту: конфетам «Лето», «Мечта» и «Фантазия» в цветных бумажках, консервам «Поросенок в желе» и болгарским томатам присоединились крупные оранжевые апельсины, осетрина копчёная и польская колбаса.

Накануне приезда стали натирать полы. Надраивали их до совершенного блеска в длинном и темном коридоре МИКа, на лестницах и переходе, ведущем в служебный корпус, на всех его этажах и в комнатах «управления полётом», «оперативной группы», в актовом зале и других местах, куда мог заглянуть Главный.

О приезде Главного стало известно всем. И сразу же к его просторному кабинету потянулись люди. Одни хотели предупредить его неожиданный визит, другие шли с неразрешимыми вопросами, но большинство так послушать. В кабинет проникали единицы: заместители Главного, ведущий инженер, руководители подразделений и главные конструкторы отдельных систем – смежники. Остальные, свободные от смены, толпились поблизости, в коридоре, на переходе в МИК, на лестничной площадке под огромной во всю стену картиной местного художника, изобразившего охоту на уток. «Что скажет? – интересовало всех. – Приехал каким?»

– Ну, как? – спрашивали выходящих, и вскоре все на полигоне знали, что Главный начал с разноса.

Главный сидел за совершенно чистым столом, свободным от бумаг, и даже пепельницу убрали со стола. В его присутствии мало кто решился бы курить. Было в нём что-то, не допускавшее фамильярности, хотя когда ему хотелось, он мог всех очаровать и рассмешить. Но теперь взгляд исподлобья не предвещал ничего хорошего. Во-первых он приказал отправить восвояси прессу. Главный не терпел самодеятельности. С этого и началось.