Юный Скрудж: очень страшная рождественская история - [5]

— Но что, если твой юмор заставляет людей плакать? — спросила она.

Я покачал головой.

— Не понимаю. Зачем кому-то плакать над шуткой?

Мисс Доррит откинулась на спинку кресла. Она снова начала постукивать карандашом по столу.

— Рик, я не думаю, что донесла до тебя мысль.

— Так я могу идти? — я начал вставать.

— Нет. Сядь. Нам нужно покончить с этим. Мне нужно, чтобы ты понял.

Я со стоном плюхнулся обратно на стул.

— Вы хотите, чтобы я извинился перед Джошем? — сказал я. — Ладно. Я пойду и сделаю это. Я запер его в шкафчике. Я пойду, вытащу его и извинюсь.

Мисс Доррит вскочила на ночи.

— Ты что?! Ты запер его в шкафчике?

Я кивнул.

— Ага. Это как-то само собой вышло, — я не смог сдержать улыбку.

Она выбежала из кабинета. Я слышал, как она в коридоре вызволяет Джоша. Вернулась она запыхавшаяся.

— Вот как раз то, о чём я говорю, — сказала она. — Это то, что я пытаюсь до тебя донести, Рик. Многие ребята не считают, что ты забавный. Они считают, что ты гадкий.

Это слово эхом отозвалось у меня в ушах.

— Это я-то? — я не смог сдержать в голосе удивление. — Я? Гадкий? Потому что мне нравится шутить и веселиться?

Мисс Доррит села обратно в своё кресло.

— Есть кое-что, что ты должен понять, Рик. Ты пробовался на роль в рождественской сценке мистера Пиквика, помнишь?

— Да, и я сыграл там лучше всех, сказал я. — Все остальные были полными бездарями, бубнившими себе под нос.

Она уставила на меня свои зелёные глаза.

— Ну, а ты не задумывался, почему так и не получил ту роль? Ты не задумывался, почему мистер Пиквик сделал тебя помощником режиссёра вместо того, чтобы позволить сыграть?

Я поглядел в ответ.

— Потому что он придурок?

Она застонала.

— Рик, называть так учителей — не лучшая идея. Особенно перед другим учителем, — она поёрзала в кресле. Сомневаюсь, чтобы разговор доставлял ей удовольствие. Точнее, уверен, что не доставлял.

— Рик, ты не получил роль в пьесе, потому что другие ребята тебя боятся. Они боятся того, что ты будешь делать с ними на сцене во время репетиций. Они боятся, чтоб ты будешь задирать их.

— Задирать? — повторил я.

— Мы много говорили на уроках в этом году о задирах, — сказала она. — Ты ведь помнишь, не так ли?

Я пожал плечами.

— Я не знаю ни одного задиры, — сказал я. — Мне думается, они существуют только в книгах.

Она поглядела на часы, висящие на дальней стене.

— Думаю, нам пора сворачиваться, — сказала она. — Но прежде, чем ты уйдёшь, я хочу сказать тебе ещё кое-что.

Она продолжала говорить, но я уже не слушал её. Мне думалось с трудом. Мои мысли спутались из-за того, что она мне сказала. Другие ребята не хотели, чтобы я играл. Вот почему я был помощником режиссёра.

Они не хотели меня. Они не хотели Рика Скруджмана.

Мисс Доррит говорила что-то о Золотом правиле. Но я не слышал ни слова. Я ощущал гнев, кипящий в моей груди.

Внезапно я понял, что должен сделать.

Я должен был найти способ отплатить им всем.

И знаете, что?

У меня была весьма остроумная идея.

5

После обеда мама, Чарли и я собрались в нашей гостиной-берлоге. Мама сидела на краешке дивана и вязала рождественский свитер для одного из наших кузенов. Она всегда вяжет свитера для них. И никогда для нас с Чарли, и я очень рад этому. Потому что её свитера весят целую тонну и сильно чешутся. Прямо через рубашку. Прямо через кожу. Кроме шуток.

Мама включила канал про погоду. Она просто одержима им зимой. Ей нравятся все эти снежные сцены с автомобилями, застрявшими на шоссе, и крышами, обрушивающимися под шестью футами снега. Она любит снежные бедствия.

У мамы хорошее чувство юмора, как и у меня.

Чарли сидел на полу возле журнального столика. На коленях у него стоял большой мешок желейных бобов. Я плюхнулся рядом с ним и выхватил мешок из его рук.

— Эй!.. — он попытался схватить его. Мимо.

— Где взял? — спросил я.

— Отложил с Хэллоуина, — сказал он. — Они мои. Верни.

— Вау. Взгляните только на эту машину посреди ледяной реки, — сказала мама, указывая на экран. — Какой ужас.

— Желе-бобы — не лучшая пища для тебя, — заявил я Чарли. — И они протухли.

— Желе-бобы не тухнут! — возразил он. Он очень развит для своих семи. — Верни обратно.

— Вот что, — сказал я. — Так как ты славный малый, я поделюсь ими с тобой. Уже почти мой день рождения, верно? Так что мы можем поделить их, — я развязал мешок и высыпал всё на ковёр.

Я начал делать горки.

— Две мне, одна тебе. Три мне, одна тебе.

Он скорчил гримаску и стукнул меня в плечо. Но он такой тощий и лёгкий, что я почти ничего не почувствовал.

— Прекрати, Рик. Ты жульничаешь! — заныл он.

— Что ты изучаешь в школе? — спросил я его.

Он задумался на мгновение.

— Мы изучаем разные штаты, — сказал он.

— Чарли, расскажи мне, что ты узнал о штатах, — попросил я.

Ему нравится говорить о школьных делах. Он начал рассказывать о Калифорнии, потом о Неваде. Затем перешёл к Вайомингу.

Пока он говорил, я заглотил целую пригоршню желе-бобов. Я понимал, что если отвлечь его на болтовню, то я смогу съесть конфеты раньше, чем он закончит.

Я съел где-то два десятка, и оставил ему пять желе-бобов. Он всё-таки мой брат.

— Мама, Рик слопал мои желе-бобы, — заныл Чарли.

— Я поделился с ним, — сказал я.