Юные пилигримы - [2]

Лана Блау была совсем не похожа на отца; Куинну она представлялась мускусной розой наподобие тех, что росли во Втором куполе, — непредсказуемые, но невероятно красивые, с каждым годом они дичали все больше и больше, завоевывая себе жизненное пространство среди острых углов и трещин в щербатых камнях безымянной планеты. Или, возможно, она была словно розовые цветы вишен, которые выросли гораздо выше, чем можно было бы ожидать от деревьев на почве, перенасыщенной углекислым газом. Уильям, отец Куинна, частенько говаривал, что все дело в характеристиках местной почвы. На Земле Уильям работал пищевым генетиком на агропромышленной ферме Форреста Блау. Он утверждал, что избыток непригодного для дыхания углекислого газа благотворно влияет на химию почвы, отчего все растет и цветет буйным цветом. Именно из-за высокого содержания углекислого газа в атмосфере планеты колонистам приходилось носить скафандры за пределами поселения, и по той же причине отходить далеко от Трех куполов было категорически запрещено. Если закончится воздух в баллоне или, не дай бог, произойдет какая-нибудь поломка… Но такого не случалось еще ни разу, а кроме этих долгих прогулок в холмах, у Куинна не было другой возможности побыть с Ланой наедине. И хотя они еще были детьми, Куинн в последнее время постоянно ловил себя на том, что засматривается на ее лоб, на ее шею, на ее губы и задается вопросом: о чем она думает? Догадывается ли она, о чем думает он? А что, если сегодня во время прогулки им встретится длиннохвостый грызун или какое-то другое животное, которого раньше никто не видел, и Лана отпрянет в испуге, и Куинну придется ее подхватить, чтобы она не упала? И тогда, может быть, она поймет, какие чувства он к ней питает?

— Да, надо идти. — Лана поднялась на ноги. — А то не успеем вернуться к началу молитвы.

Куинн кивнул, и они пошли дальше, скользя по рассыпанным красным камням. Их длинные тонкие тени играли друг с другом, то сливаясь, то расходясь под их ногами в тяжелых запыленных ботинках.

* * *

Там было красивое розовое деревце, сделанное из чего-то, похожего на мерцающие кристаллы. Куинн обнаружил его недели три назад, когда гулял в одиночестве. Теперь он хотел показать его Лане; он думал, что, взглянув на такое чудо, она начнет хотя бы приблизительно понимать всю глубину его чувства к ней. А может, и нет. Скорее всего, она просто взглянет на деревце, улыбнется, пожмет плечами, а потом они молча вернутся в колонию и запыхаются, потому что будут спешить, чтобы успеть добраться до Первого купола до комендантского часа, и эта одна на двоих одышка станет их единственной тайной, единственным способом общения, наполненным особым смыслом.

Но на планете не встречалось ничего, даже отдаленно похожего на это сверкающее деревце, выросшее среди голых камней и как будто покрытое белыми и розовыми кристаллами — ни мистер Блау, ни отец Куинна ни разу не упоминали о чем-то подобном, — и Лана просто должна была это увидеть. До деревца оставалось всего несколько метров, надо было лишь перебраться через последний невысокий холм. Куинн заметил, что Лане трудно идти вверх по склону, и, когда она поскользнулась на рассыпчатом сером гравии, он подхватил ее под локоть. Его пальцы задержались в пространстве между ее рукой и боком на мгновение дольше положенного. Девочка приостановилась и с подозрением на него посмотрела. Потом перевела взгляд на его ладонь у себя под мышкой, и Куинн кивнул головой и быстро убрал руку. Он еще никогда не прикасался к Лане в таком сокровенном месте, и даже через два скафандра — через несколько слоев ткани, майлара и плотной подкладки — чувствовал странное покалывание, словно в пальцах скопились электрические заряды. Его щеки вспыхнули краской. Он пропустил Лану вперед, а сам пошел сзади. Она опять оступилась на камнях, но удержала равновесие. Она оглянулась посмотреть, заметил ли это Куинн, а потом улыбнулась спокойной улыбкой человека, которому все равно, заметил ли кто-то его неловкость. Куинн смутился и в то же время разволновался. Это было так странно — видеть, как Лана преображается. Еще секунду назад она оставалась самой собой, той же девчонкой, какой была всегда, но что-то менялось — улыбка, наклон головы, мягкость во взгляде, — и Лана становилась совершенно другой, как будто вдруг становилась старше. И Куинн даже не знал, в кого из этих двух Лан он влюблен.

Он поспешил вверх по склону, стараясь прогнать из головы эти странные новые мысли, и тут сверху посыпались красно-серые камни, слой гравия сдвинулся, выскользнул из-под ног, Куинн упал, и его потащило вниз вместе с обвалом. Когда ему наконец удалось подняться на ноги — кто бы мог подумать, что на это уйдет столько времени, — Лана исчезла. Ее нигде не было. Осталась только громадная куча красных камней, рассыпанных по всему склону, и неумолимые бледно-голубые огни колонии, мерцающие в подернутой дымкой дали. Случилось страшное. Лана пропала.

* * *

Куинн в жизни не бегал так быстро, но три стеклянных купола колонии все равно казались такими далекими, недостижимыми. Он упал, поднялся на ноги, побежал дальше, опять упал — и на этот раз остался лежать в пыли, прижавшись лбом к холодному стеклу шлема. Что он сделал? Куда подевалась Лана? Что будет, когда Форрест узнает? Будет ли ему, Куинну, прощение?