Юность в кандалах - [34]

Один из таких патлатых околофутбольщиков весной пополнил нашу хату. Заезжает с воли парень, весь на кежуале[154], лет пятнадцати-шестнадцати. Худой, волосы ниже ушей, как у хиппи. Видит нас, видит мои партаки в виде рун, и говорит: «Слава Руси!». Я в хохот, думаю вообще зелёные офонарели, что только не сделают, чтобы на тюрьме вписаться в коллектив.

— Что за беда[155]? — спрашиваю.

— Сто одиннадцатая, часть четвёртая, — отвечает парень.

— Кого завалил?

— Ч*рку!

Оказывается, этот патлатый парнишка по имени Макс, которого у меня на районе постригли бы насильно гопники, был футбольным фанатом, топил[156] за ФК Спартак и считал себя националистом. «Ну, — думаю, — Скатились!» В моё время ультрасы[157] были бритоголовыми, носили бомбера и ботинки. Ближе к 2005 году некоторые сменили ботинки на кроссовки и стали предпочитать спортивный кежуальный стиль, но всё равно выглядели как мужчины. А тут заезжает такой патлач, худой как палка, и сидит при этом «по теме». Ну что с таким делать? Обрили мы его.

Весной попёрли письма. Пришло письмо от сестры, где она вложила свою фотографию. «Выросла как!» — подумал я: с фото на меня смотрела уже совсем взрослая девушка. Пришло письмо от девушки Хаттаба, где она тоже вложила своё фото, которое я отогнал ему по дороге. Потом, конечно, пожалел, можно было сходить на сеанс. Шучу. Так же пришло письмо от знакомого. Надо заметить, что до этого, да и после, мне никто, кроме родителей и сестры, не писал. Это были единственные весточки не от родственников, и когда ответил на эти письма, ответа от адресатов так и не дождался. Кроме сестры, разумеется.

Но, несмотря на мизерное количество писем, к году отсидки у меня скопилось немалое количество фоток.

На малолетке была традиция: подписывать друг другу фотографии на память, присланные с воли. Мне подписывать было нечего, а фото своей сестры, я понятное дело никому не дал бы, но зато вовсю подписывали мне. Подписи были в духе: «Братухе Сухому на долгую память, о том как сидели вместе в хате 608 на М-Ке[158] 5-го Ц.[159] и шатали режим! С Искр. Ар. Ув. и Бр. t[160] от Васи Пупкина». Большинство фоток были в основном с девушками: подругами, бывшими и нынешними девушками, но иногда были и фотки самих сокамерников. Например, у меня была фотка от парня по погонялу Метро. Этот двухметровый увалень, родом из города Волжского Волгоградской области, приехал посмотреть Москву, и умудрился прямо в центре, недалеко от Красной площади, в метро на Охотном Ряду, кинуть какого-то парня на телефон. За делюгу и получил своё погоняло в тюрьме. Метро был весёлый, но туповатый. Именно он бил мне партак на шее, который я до сих пор не свёл и не перебил.

Девушки почти не ждали малолеток на свободе. В лучшем случае приходили слёзные письма о том, что нужно расстаться. Одно из таких писем получил Фанат, ещё когда я только заехал в 608. Очень он тогда загнался. Но удержал себя в руках, п*здастрадание было одним из пороков малолетки. Женщина делала тебя зависимым, так же, как и другие пороки, тоже кишкоблудство, например.

Женщины среди арестантов особым уважением не пользовались. Впрочем, не безосновательно. Примером тому была женская тюрьма, где заключённые женщины не имеют никаких способностей к самоорганизации и твориться полный беспредел. Называли их не иначе как курицами. Одно дело малолетки, даже в понятиях говорилось, что с малолеток спроса нет, малолетки ведут неосознанный образ жизни. Но вырастая, человек получает опыт, социализируется и несёт полную ответственность за свои поступки. А женщины, что на малолетке, что на взросле, творили дичь. Лесбийская любовь у них была в порядке вещей, часто женщины спали вместе «по любви», и это не считалось зашкварным. Каких-то норм саморегулирования конфликтов у женщин тоже нет, издеваться могут, прибегая к самым извращённым способам. Слышал истории, как «обиженных» женщин заставляли есть с пола, лизать грязные веники и прочие мерзости, которые может придумать только извращённый женский ум.

Среди заключённых женщин есть так называемые «мурки» — воровские женщины, знакомые с понятиями, в основном это женщины и подельники блатных, которые на женских лагерях держались отдельно и пользовались особым авторитетом. Они ещё как-то старались придерживаться норм, введённых мужчинами. Но были и «коблы» — мужеподобные крупные лесбиянки, которые коротко стриглись и всем своим видом старались походить на мужика. Пассивную партнёршу коблы зовут ковырялкой. Это синоним петуха на мужской тюрьме, но ковырялки живут на равных с другими женщинами правах. Самой низшей кастой считаются «замарахи». Над ними жестоко издеваются в женской тюрьме. Замарахами часто становятся детоубийцы[161], но в эту касту могут попасть и случайные девушки, не понравившиеся сокамерницам.

Одну из кобл я видел, когда ездил на суд. Здоровая, ростом почти с меня, плечистая, стрижена под «ёжик» и на лбу наколка: «Щемитесь, бл*ди — крыша едет!». Даже не сомневаюсь, что это так, можно было не пояснять.

Интриги

Заезжает к нам однажды крепко сложенный паренёк в кенгурухе[162] и широких штанах. Лицом вылитый Фил Ансельмо из, почившей на то время, грув-метал группы «Pantera». Парень приехал с Егорьевского Централа на рассмотрение кассационной жалобы в Московском областном суде. За свой внешний вид, схожий с африканскими выходцами из американского гетто, он сразу получил от меня погоняло «Ниггер». Позже всё же выяснилось, что рэп он не слушал, а любил всякую альтернативную музыку, типа группы Limp Bizkit. Но значение это уже не имело, погоняло влепил — уже не сотрётся. Сидел Ниггер за убийство и разбой.