Юность в кандалах - [117]
Сам писал тоже немало. Ещё на централах я писал рассказы, незаконченные романы, в основном в мистическом жанре, ужасы. Однажды даже показал рукопись редактору одного издательства, который присел в тюрьму то ли за мошенничество, то ли за взятки, и он отметил талант. Вердикт редактора сильно мотивировал писать дальше. Я личность очень разносторонняя, увлекающаяся различным творчеством. Но все интересы не охватить, и после освобождения я решил делать упор именно на литературную деятельность, мечтая поступить в МГУ на факультет журналистики. Но ЕГЭ по литературе, который был обязательным для данной специальности, показался мне совершенно идиотским, и я решил сдавать историю и обществознание, чтобы поступить на политолога.
То, что писалось на централе, к сожалению, не сохранилось. Несколько раз, я психовал и уничтожал целые тетради с готовыми рукописями. Сейчас я очень сильно об этом жалею, и рад, что на свободе есть Word и облачные сервисы. В лагере я возобновил писательскую деятельность. Тренировал навык, записывая в клубе по утрам свои сны, а сны мне часто снились реалистичные, яркие, в том числе и кошмары, из которых я черпал вдохновение. Писал в клубе политическую и две художественных работы.
Так как я был юридически подкован и легко впитывал новую информацию, параллельно грамотно формулируя тексты, ещё на централе ко мне стали обращаться за написанием кассационных жалоб, разумеется, за какой-нибудь подгон[308]. Иногда, если дело было мне интересно, а у обвиняемого не было, как говорится, за душой ни гроша, я писал на энтузиазме. В зоне я продолжил этим заниматься, только чаще приходилось писать ходатайства на условно-досрочное освобождение, так как здесь люди уже тянули срок после вступления приговора в законную силу. Недостатка в желающих не было, в кабинет СКК часто заходили арестанты с просьбой написать ходатайство, особенно во время мероприятий, когда можно было свободно попасть к нам в кабинет. Брал за работу я немного, но, когда бросил курить, сигареты стал брать только «басявые», чтобы самому за них что-нибудь себе вымутить. Чаще брал конфеты или что-нибудь к чаю.
Однажды, когда до свободы оставалось от силы месяца три-четыре, решил сам написать на УДО. Другим пишу, а я чем хуже? Я понимал, что в эту зону меня «запрокладили» мусора, за то, что не смогли меня сломать ещё в тюрьме, и навряд ли мне дадут уйти по УДО, но почему бы не попробовать? Особых надежд я не питал. Написал ходатайство, отдал его секретарю СКК. На следующий день прибегает Сорокин, весь в мыле.
— Ты что, сдурел?! — орёт заместитель начальника колонии по воспитательной работе.
— Тише, тише, — ответил я. — Вы что кричите?
— Я что кричу? — он весь покраснел, и я боялся, как бы Сорокин не лопнул, прямо в кабинете. — Ты что творишь?!
— И что же я творю? — я не понимал о чём идёт речь.
— Вот что ты творишь! — он швырнул передо мной на стол моё ходатайство на условно-досрочное освобождение. — Какое тебе УДО? Ты своё дело видел?! У тебя более двадцати взысканий, полосы, дезорганизация, отказ от участия в самодеятельных организациях[309], злостные нарушения режима содержания! Ты вообще должен быть в СУСе, а активистом тем более не можешь быть! Не говоря уже об УДО.
— А почему я тогда не в СУСе? — задал логичный вопрос я.
— Недоглядели! — махнул рукой он. — Забирай свою кляузу, и больше таких выкидонов не делай. Заменить тебя некем, и организатор ты хороший. Администрация и так закрыла глаза на твоё личное дело. Но если об этом узнают за пределами колонии, — он многозначительно промолчал. — Головы нам не сносить! Не подводи меня!
Недоглядели… Закрыли бы с этапа в СУС, как Фила, не пришлось бы страдать так долго в карантине, и косяки эти одевать. Фил, правда, вскрылся, но шестой отряд не малый карантин, хоть и ненамного лучше. И один день — не четырнадцать. Перетерпел бы. Но что же теперь жалеть? Что сделано, то сделано. Но было ясно одно — УДО мне не светило. Но расстроился я несильно, от слова совсем. На УДО я не рассчитывал, иметь хвост в виде условки не хотелось, проще было досидеть свой срок до звонка, тем более в зоне у меня уже всё было налажено. Но попробовать стоило.
После случая с Ноно, наш завхоз Акопян отправился в ШИЗО. Администрация и так под него давно копала, регулярно кто-то стучал на завхоза в оперчасть, и мусора были в курсе, что у нас в отряде живётся лучше, чем в других. Но «притянуть» его и сместить с должности было не за что: когда сотрудники или козлы заходили в отряд, повода докопаться им не давали. Но расхлябанное поведение Сержа взорвало терпение администрации и армянина упекли на пятнадцать суток под крышу.
Первым принёс новость дневальный клуба Семён.
— А знаете, кто у нас новый завхоз? — ехидно спросил он, забежав в ТБУ.
