Юность в кандалах - [118]

— Ну и кто же? — переспросили мы.

— Шалай! — Семён многозначительно протянул палец вверх, а мы ему сначала даже не поверили.

Но вернувшись вечером в отряд, сразу заметили необычную тишину. Все арестанты ходили настороженные, боясь лишний раз громко чихнуть, и даже отрядные активисты заметно нервничали. Вскоре показался и сам Шалай: пройдя по коридору в каптёрку, он вызвал туда активистов. От его массивной, более чем стокилограммовой туши, все расступались в стороны.

Вскоре бугры и отрядный козёл собрали нас в КВР. Пришёл и Шалай.

— Меня поставили к вам в отряд, потому что, как говорит администрация колонии, вы ох*ели! — начал он. — Нигер уже в шестом отряде, армянин в СИЗО, и завхоз теперь у вас я. Увижу, кто будет ох*евать ещё, — разобью голову!

Закончив эту небольшую речь, он вышел. Председателем СДП колонии вместо него стал активист карантина Дёмин, а сидеть Шалаю до конца срока оставалось около месяца, и нам нужно было лишь продержаться это время. Как ни странно, в отряде Шалай не лютовал, видимо, уже был озабочен приближавшимся освобождением, но надо отметить, что и «ох*евать» никто себе не позволял. Все опасались последствий, которые это могло повлечь: Шалая злить никто не рискнул.

Когда настало время освобождения, Шалай весь день ходил по плацу. По звонку освобождались утром, около десяти часов, но администрация боялась, что Шалая встретят и отомстят за всю боль, что он причинил другим арестантам. Выпустили на волю его только около пяти часов вечера, да и то не через главный вход. Говорили, что его вывез на машине кто-то из мусоров.

А вместо него завхозом к нам поставили Умара, который когда-то был завхозом в пятом отряде, где я недолго жил. С того времени много, что поменялось. Умар стал старшим нарядчиком, а параллельно администрация поставила его к нам старшим дневальным. Появлялся он в отряде из-за работы только по вечерам, но и его многие опасались. Члены джамаата пытались начать с ним общаться, так как он тоже был мусульманином, но поддержки не нашли. Зато с Умаром близко общался его земляк — Чех. В отряде Умар, как и в пятом, не лютовал, но, как всегда, был строг и требователен. Отрядные активисты этим воспользовались и решили таким способом укротить клубников, которые не хотели убираться в отряде по вечерам и дежурить. Когда бывший бугор Балабанов, ушедший работать в клуб к циркачам, отказался вечером убираться, Солдат, который стал председателем СДП отряда пожаловался Умару, и тот вызвал отказника к себе на беседу. Не знаю уж, о чём шла речь, но после неё Балабан пошёл убираться. Видимо, из личной неприязни (надо отметить, что взаимной) Солдат решил попробовать притянуть к уборке и меня, за что был послан на три буквы. Завизжав, как собачонка, он побежал к Умару. Вскоре меня позвали в каптёрку. За столом сидел Умар, рядом стоял довольный Солдат и бугор.

— А, помню тебя по пятому отряду, — увидев меня, сказал Умар. — А ты чего это в отказники заделался? Живёшь в отряде вместе со всеми. Значит надо убираться, как и все.

— Я по режиму освобождён от всех видов хозяйственных работ, — спокойно ответил я.

— Освобождён? Это ещё почему? — переспросил завхоз.

Я молча показал ему косяк на руке. Занимаясь организацией работы промзоны, Умар не знал всех колонических активистов в лицо.

— Вы что, берега перепутали?! — рявкнул Умар на отрядных активистов. — Ещё раз увижу, что активиста ко мне приведёте, вы пожалеете об этом очень сильно! А ты свободен, — он кивнул мне на выход.

Чтобы за Умаром были гадские или бл*дские поступки, я не слышал. Решал он проблемы по-другому, в основном за счёт своего характера и авторитета.

Укротить наш отряд было непросто. Ведь в нём жили колонические активисты, которые вообще не скованы режимом; ВИЧевые, которым плевать на режим, они и так здоровьем приговорены к смерти; клубники, которые в отряд приходят только ночевать, ну и исламский джамаат, члены которого не давали друг друга в обиду. Видимо, для администрации работа Умара не принесла необходимые плоды по укрощению нашего отряда, и к нам решили поставить нового завхоза — бывшего старшего дневального санчасти. Того самого, что избивал меня вместе со своим активистом, когда я был на лечении. Он решил сразу закрутить нам гайки. Собрав весь отряд в КВР, он вошёл внутрь и начал речь.

— Итак, теперь у вас лафа закончилась! — начал он, надвинув шапку на затылок. — В отряде теперь режим. И сейчас каждый по одному пойдёт ко мне в каптёрку знакомиться! — он многозначительно покачал телом, размяв мышцы.

Один азербайджанец из джамаата, сидя в первом ряду, что-то зашептал соседу, отчего тот негромко засмеялся. Завхоз сразу обратил на это внимание.

— Вот ты и пойдёшь первым! Давай в каптёрку! Быстро! — рявкнул он.

— Вот это ты зря. Мы же тебе говорили, — сказал один из бугров, прекрасно понимая, какие последствия могут быть после наезда на одного из членов джамаата.

Мусульмане, как по команде сорвались со своих мест и кинулись на завхоза. Мы ринулись за ними, посмотреть, что будет дальше. Завхоз выбежал в спальную секцию, но был сбит с ног. Мусульмане, в основном азербайджанцы, которые были самыми крупными в джамаате, накинулись на завхоза и начали забивать его ногами.