Юность Татищева - [69]

В Столбцах переходивший дорогу ксендз подробно рассказал, как найти хату московского Посольского приказа. Когда-то приказные дьяки усердно выписывали тут длинные и узкие столбцы бумаги, сообщая в них иноземные вести для царских «Курантов, или Вестовых писем». Теперь в просторной избе Татищев встретил дьяка из Москвы Мартемьяна Саблина, а с ним двух писцов — Никиту Сомова и Владимира Ловушкина. Из многих газет иноземных извлекали они вести для петровских «Ведомостей» и всякий день почти отправляли их в столицу. Как ни поспешал Василий Татищев к Пинску, а порешил остановиться на весь день в Столбцах, дать отдых коням да узнать новости от земляков.

Отобедали. Васильев пошел разнуздать лошадей и дать им овса, а Василий Никитич углубился в чтение. Гамбургские газеты писали о встрече Нового года в Москве при пушечной пальбе, огненных потехах, карнавальных масках и катаньях с ледяных гор. Победитель Карла XII повелел с нового, 1710 года именовать полки русской армии по названиям городов, а не по именам полковников, как то было прежде. Отныне дозволено всем христианским вероисповеданиям иметь в России свои церкви. Английская газета сообщала о публичной аудиенции Витфорту, чрезвычайному английскому посланнику. Витфорт от имени английской королевы преподнес русскому царю Петру Алексеевичу титул императора. То же сделал и голландский посланник. Шведский король находится в Турции и делает все, что только можно сделать, дабы разорвать мир России с Турцией, договор о котором был недавно ратифицирован стараньями русского посланника Толстого. Из самых свежих новостей отрадными были сообщения о новых победах над шведами: взятие русскими войсками крепости Эльбинг и города Выборга. Апраксину пожалована Андреевская лента, в Выборге Петр оставил свой Преображенский полк, сам, как полковник оного, разведя караулы. В осажденной нашими войсками Риге явилась моровая язва, которая перешла было и на осаждающих, но вскоре пресечена.

Татищев дождался Александра, и вместе они сходили в гости к местному леснику, великому мастеру делать чучела птиц и зверей. Василий оглядел все, похвалил лесника и, переписав с его слов все названия, дал леснику серебряный полтинник. Лесник, знавший за долгую свою жизнь белорусские дороги на триста верст вокруг, помог Татищеву выверить бывшую при нем ландкарту. Ввечеру Василий вычертил еще одну такую же для Саблина по его желанию, а рано утром до восхода солнца тронулись дальше, отказавшись от провожатого. Следующий ночлег был уже в городке Лунинец, в краю Пинских болот. В Лунинце ждала царского посланца богато сработанная карета и слуги князя Друцкого-Любецкого. Васильев коня своего продал на ярмарке цыганам, уселся рядом с поручиком на атласные подушки, и карета покатила по дороге, аккуратно замощенной камнем. Василий вначале поминутно выглядывал из окошка, опасаясь потерять коня, но Кубик отлично понимал, где находится его хозяин, и не отставал от кареты ни на шаг.

В тридцати верстах от Лунинца дорогу пересекла довольно широкая река. На карте Татищева ее не было, — видно, столбцовский лесник о такой не слыхивал. Русло, местами песчаное, местами болотистое, уводило на юг. Карета остановилась у моста. Солнце припекало. Княжеские слуги с улыбкою и почтением следили с моста, как русский поручик скинул одежду и ловко прыгнул в реку, поплыл к другому берегу. На середине реки оглянулся, позвал Кубика. Конь потрогал воду губами, вошел по брюхо, напился и поплыл к хозяину. Александр Васильев купаться не стал, лишь умылся, скинув мундир, и остался на берегу поджидать поручика. Татищев, ухватя Кубика за гриву, переплыл снова реку, выбрался из желтоватой от торфяников воды на травянистый бережок, с наслаждением растерся поданным ему Васильевым рушником. Одевшись, расстелил тут же, на берегу, ландкарту и аккуратно занес на нее реку, расспрашивая по-польски провожатых. На плотный лист бумаги, испещренный многими пометками, легла волнистая линия реки, проведенная Татищевым от деревни Камень до имения князя Друцкого-Любецкого Парохонск. Выше Василий выписал своим четким почерком имя полесской реки — Бобрик.

Еще через два часа, проехав мощеною дорогою вниз но течению Бобрика, поднялись на холм. Справа, за оградой, потянулись кресты сельского кладбища; у калитки стояла часовня-каплица, аккуратно срубленная из сосновых бревен. На краю кладбища высились купола деревянных же церкви и колокольни. Далее по обеим сторонам дороги поднялся. яблоневый сад. Но вот и самая высокая точка холма: внизу — деревенские избы, сверкающая на солнце лента Бобрика, прямо — кирпичные ворота, аллея, посыпанная кирпичною крошкою, и, наконец, — деревянные колонны большого дома, княжеского дворца. На широком крыльце Татищева ждал сам хозяин дома князь Онуфрий Друцкий-Любецкий и его жена княгиня Бронислава. Князь был невысок, плешив, с подергивающейся бровью, а княгиня — совершенная польская красавица лет тридцати, белокурая, высокая, в длинном лиловом платье, широкие складки которого она придерживала обеими обнаженными руками. Василий представился князю коротко, по-военному, поцеловал руку его супруги и просил прежде всего позаботиться о своем коне, бывшем при нем под Нарвою и при Полтаве. Князь немедленно подошел к Кубику, провел в восхищении рукою по атласной шее коня и отдал слугам распоряжения. Затем Василий представил Друцкому-Любецкому своего спутника и объявил, что хотя Васильев — его крепостной, однако он видит в нем своего верного товарища и потому просит быть за столом и в доме им вместе. После чего в сопровождении Александра отправился вслед за князем в его кабинет, пообещав княгине непременно через час быть к ужину.