— Прошу вас, не молчите. Забудьте все, что я натворил в ту новогоднюю ночь, и ответьте на вопрос: вы поедете с нами, Роза?
— Нет. Вы требуете слишком многого. Как я могу что-то обещать вам, если ни в чем не уверена? — в ее голосе была такая твердость, что Чарли понял: упрашивать бесполезно.
— Значит, я должен уехать один и бросить все, что мне дорого?
— Нет, уговорите вашу маму ехать с вами и сделайте все возможное, чтобы соединить ваших родителей. Это самое лучшее, что вы можете сделать.
— Она не поедет без вас.
— А я думаю, поедет, если вы будете твердо стоять на своем. Ведь вы не измените своего решения?
— Нет, мне все равно нужно бежать отсюда куда угодно. Так почему бы не поехать в Индию, тем более что этого желает отец.
— Вы не представляете, как он ждет этого. Расскажите ему обо всем честно, и он с радостью поможет вам. Вы заслужите этим его уважение.
— Главное, чтобы вы уважали меня, мнение других мне безразлично, — ответил Чарли, снова хватаясь за призрачную надежду с настойчивостью влюбленного.
— Я буду уважать вас, если вы уедете и исполните свой долг по отношению к отцу и к самому себе.
— Если я уеду, могу я рассчитывать на награду, когда вернусь? — Чарли страстно схватил Розу за руку, как будто она уже принадлежала ему.
— Мне хотелось бы сказать вам «да». Но как я могу обещать? Я не настолько люблю вас, возможно, никогда не полюблю. Будьте великодушны, Чарли, не связывайте меня и не просите, — умоляла Роза, очень огорченная его настойчивостью.
— Я думал, вы любите меня, по крайней мере, мне так казалось всего месяц тому назад, если только это было не простое кокетство, но я не могу в это поверить, — в голосе Принца звучала горечь.
— Моя любовь только затеплилась, но вы напугали меня, и я погасила свое чувство, — прошептала Роза, стараясь высказать правду по возможности мягко.
— Проклятый обычай! Что же делать мужчине, когда хозяйка приглашает его выпить вместе с ней вина? — Чарли готов был проклясть самого себя.
— Он может отказаться.
— Я не могу.
— Вот в том-то и беда! Вы ни в чем не привыкли себе отказывать. Поэтому вам приходится обращаться за помощью ко мне.
— А вы не хотите помочь?
— Нет, хочу, потому и удерживаю свои чувства из любви к вам, — в лице девушки было столько нежной грусти, что нельзя было сомневаться в истине слов, которые служили и укором, и утешением.
— Дорогая моя! Вы просто святая. Я не заслуживаю вашей доброты ко мне и уеду без малейшей жалобы. Я сделаю все, что только могу, потому что люблю вас, — он был глубоко тронут грустью Розы и хотел стать достойным ее.
В эту минуту к ним подбежали Стив и Китти. Юность быстро забывает свои заботы и тревоги, и вскоре Роза с Чарли присоединились к другим беззаботным парам. Залив превратился в бальный зал, а блеск заходящего зимнего солнца заставил их забыть о расставании и Калькутте.
Тетя Клара использовала все средства — нюхательные соли, обмороки и слезы, — чтобы отговорить сына ехать к отцу. Однако Чарли был неумолим; в конце концов мать сдалась и начала готовиться к отъезду вместе с сыном, негодуя на всех вообще и на Розу в особенности.
Это было тяжелое время для бедной девушки, но еще тяжелее пришлось доктору Алеку. Он был щитом, о который ударялись все жалобы, упреки и раздраженные взгляды миссис Клары, он твердо защищал от ран то сердце, против которого они были направлены.
До отъезда оставалось две недели. Поспешно делались все приготовления; большой дом убрали перед тем, как запереть его на год или больше; отдали все прощальные визиты. Все уже, казалось, с нетерпением ждали, когда Чарли с матерью уедут. Всеобщая суматоха не позволяла Чарли вести прежнюю жизнь художника-отшельника, поэтому он бездельничал. Роза, видя это, не могла дождаться, чтобы он уехал. Она боялась, что прощальные празднества будут слишком соблазнительными для бедного Чарли.
«Две недели прошли благополучно. Если и остальные пройдут так же хорошо, то большая тяжесть упадет с моей души», — думала Роза, спускаясь вниз серым холодным утром в конце февраля.
Отворив дверь кабинета, чтобы поздороваться с дядей, она воскликнула:
— Арчи! Почему вы здесь? — и остановилась на пороге в предчувствии беды. По бледному лицу двоюродного брата она поняла, что не ошиблась.
— Тише, не пугайтесь. Войдите сюда, я вам расскажу, — шепнул он, ставя на стол склянку, которую только что вынул из аптечного шкафа.
Роза повиновалась, тихонько затворив за собой дверь. В это время года тетушка Изобилие сильно страдала ревматизмом, и состояние ее здоровья зависело от утреннего покоя.
— Что случилось? — спросила девушка, с содроганием оглядывая комнату. В глубине души она боялась увидеть здесь повторение ужасной новогодней ночи. Но Арчи был один. Он подвел ее к шкафу, пытаясь справиться с собой:
— С Чарли несчастье! Дяде нужен эфир и широкие бинты в каком-то из этих ящиков. Он мне говорил, но я забыл. Вы приведите тут все в порядок и отыщите их поскорее, — прежде чем он успел договорить, Роза открыла ящик и дрожащими руками начала перебирать бинты.
— Все узкие! Я сделаю новые. Вы подождать можете? — Она нашла целый лоскут и стала рвать его на полосы и скатывать. — Теперь расскажите мне, что случилось.
