Юность - [9]

Шрифт
Интервал

— Прибавь! прибавь! Опоздаем. Пароход уходит в восемь.

— На этот опоздаешь, на другой попадем! Их много отходит…

— Мне нельзя на другом, а надо на «Самолет».

— Уже близко пристани: клубится дым пароходных труб, гудят свистки, то басом, то дискантом, обгоняют спешащие на пароходы пассажиры… Скорей! Подскакиваю на пролетке, помогаю лошади и тычу в спину извозчика…

— Тпру!

— Вишь и не опоздали. Зря горячился, гнал… За это надо прибавить.

— Матрос, на пароход!..

Матрос забрал в руки всё мое имущество, и мы торопливо зашагали по скрипучим мосткам.

— Какой пароход?

— «Гоголь».

— Свисток был?

— Два. Сейчас отваливает…

Торговцы, рассевшиеся вдоль мостков, хватают за полы и за руки, предлагая колбасу, семгу, булки, чулки, гребешки…

— Куда мне к чорту!

Гудит последний свисток, а они… Вот дурачье. Дорогу!

…Уф! Наконец-то! Теперь уж спокойно. Она где-нибудь здесь… Да вон она, у перил балкона!.. Внимательно ищет кого-то глазами, ждет и страшно волнуется… Конечно, меня. Милая, как она волнуется! Не спешу успокоить: очень уж радостно видеть, как она ждет меня. Снимают трап. Зоя перегнулась через перила. Оглушительно зашумел под колесом пар, пароход вздрогнул и стал медленно отдаляться от пристани… Что с ней? Отирает платочком слезы…

— Зоя!

Обернулась и радостно схватила за руку, а в глазах — слезы…

— Вы здесь? Когда? Как же это так… Я проворонила вас…

Звонко смеется, лицо рдеет румянцем, и не знает, что еще сказать.

— Вы… плакали, что ли?

— Нет… О чем мне плакать?.. Что-то попало в глаз…

— Не надо тереть…

— Вы во втором классе?

— Да. А вы?

— Я — тоже.

Улыбнулись друг другу и стали быстро ходить по балкону вокруг парохода…

— Ах, как я люблю Волгу и пароход! А день-то какой! Как стекло вода… Чайки! Давайте кормить, чаек!

Мы бросали чайкам кусочки белого хлеба, и чайки на лету ловили их, ныряли в воздухе над кормой парохода и дико вскрикивали, встряхивая крыльями… Кругом налаживалась своеобразная речная жизнь: под шум хлопающих по воде колес пассажиры читали, дремали, слонялись по палубе, распивали чаи, позванивали посудой и ложечками, а некоторые уже аппетитно поедали рыбные солянки и сочные бифштексы с кровью… Бегали в запуски звонкоголосые ребятки, где-то внизу повар рубил «под польку» котлеты и, как улей, гудел чернорабочий люд… Надоело Зое кормить чаек.

— А, знаете, я сама непрочь бы покушать.

Уселись в рубке и стали совещаться, что бы заказать на завтрак… И во всем мы находили повод смеяться, радоваться, и, должно быть, наши глаза не могли скрыть того, что было в сердце: когда я в ожидании завтрака, пошел к себе в каюту, чтобы придать своей шевелюре наивозможнейший поэтический вид, лакей постучал в дверь, приоткрыл ее и сказал:

— Супруга вас ждут кушать!

Это была столь приятная неожиданность, что я не стал опровергать ошибки:

— Скажите, что я сейчас приду…

— Слушаюсь.

Кушаем. Изредка взглядываем друг на друга и смущенно улыбаемся. Зоя хозяйничает, угощает… Наклоняясь друг к другу, тихо подтруниваем над пассажирами, вскакиваем смотреть на встречные пароходы, машем платками и снова бежим к столу… На нас смотрят с завистью одинокие мужчины и заглядываются на мою золотоволосую спутницу… Нахалы! Злобно бросаю на них уничтожающие взгляды, прошу Зою сесть к ним спиной. Слава Богу, поняли, болваны, что рискуют нарваться на человека, который не привык шутить. Я называю мою милую — Зоей, она меня — Геннадием… И в этом — неизъяснимая прелесть. На «вы», но без величания — и в этом есть красивая-простота, и чистая близость, и бережное отношение к своему счастью… Мягко вздрагивает пароход всем корпусом, и весело позванивают на столе бокалы и рюмки. Я прикрыл лицо рукой и смотрю через промежутки пальцев на Зою… Боже мой, какая это красота! Не оторвешься. И опять всего меня обволакивает излучение этой красоты, как во время занятия алгеброй, в палисаднике. Я опьяняюсь этой красотой и тону в ней, растворяюсь…

— Геннадий! Вы о чем, задумались?

Дает же Бог человеку такой голос! Сердце сжимается от этого голоса.

— Благодарю Тебя, Господи! — шепчу я и, отняв от лица руку, не могу оторвать глаз от девушки.

— Вы молитесь Богу?!. А стерлядь в томате? Не хотите?

Даже о стерляди у нея выходит поэтично и удивительно мило.

— Стерлядь… Буду, буду!.. Разве можно отказываться, когда вы говорите о стерляди?..

Протяжно загудел свисток парохода: пристань… Оба вскочили из-за стола… Зоя подхватила меня под руку, а рука ее прикрыта концом накинутой на плечи толковой тафты… В дверях наскоро отодвинул шолк и на одно мгновение коснулся тонкой руки губами. Не заметила, а, может быть, не хотела заметить: иногда в ее глазах сверкал хитрый огонек… Стоим у перил и смотрим на суетню по берегу. Рядом стоит пожилая женщина в платочке, с сочувственной улыбкой смотрит на нас и ласково спрашивает?

— Молодожены вы, что ли?

Зоя покраснела и, отвернувшись, сморщила лоб и пристально уставилась на береговые горы, а я покачал отрицательно головой…

— Сестра? Больно уж дружны. На редкость… Теперь братья-то с сестрами, как собаки с кошками, а вы… Даже приятно смотреть. У нас чтобы брат сестре когда-нибудь руку поцеловал, этого никогда не увидишь!..


Еще от автора Евгений Николаевич Чириков
Отчий дом

В хронике-эпопее писателя Русского зарубежья Евгения Николаевича Чирикова (1864–1932) представлена масштабная панорама предреволюционной России, показана борьба элит и революционных фанатиков за власть, приведшая страну к катастрофе. Распад государства всегда начинается с неблагополучия в семье — в отчем доме (этой миниатюрной модели государства), что писатель и показал на примере аристократов, князей Кудышевых.В России книга публикуется впервые. Приведены уникальные архивные фотоматериалы.


Зверь из бездны

Первое научно подготовленное издание одного из замечательных писателей русского Серебряного века. Почти все произведения, включенные в сборник, с момента их первоначальной прижизненной публикации никогда более не воспроизводились.Роман «Зверь из бездны» печатается в России впервые.


Рекомендуем почитать
После потопа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жену купил

«Утро. Кабинет одного из петербургских адвокатов. Хозяин что-то пишет за письменным столом. В передней раздается звонок, и через несколько минут в дверях кабинета появляется, приглаживая рукою сильно напомаженные волосы, еще довольно молодой человек с русой бородкой клином, в длиннополом сюртуке и сапогах бурками…».


Девичье поле

Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.



Кухарки и горничные

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.


Алгебра

«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».