Юнона - [47]

— Что за черт? — пробормотала Нэлл, выбираясь из спальника.

Тело разом окатило ознобом. Она включила свет, зашла в санузел и прополоскала рот. Собственное отражение ей не понравилось — под глазами темные круги, на щеках лихорадочный румянец. Она прижала ладони к горячему лбу. Ладони показались ей ледяными.

Умывшись, Нэлл вернулась в комнату, села на кровать и оцепенело уставилась в стену напротив. Каким образом она умудрилась заболеть? И чем? Она, которая не болела уже лет пять, и перед отправкой на Юнону прошла полное медицинское обследование?

По инструкции о любом недомогании надо было немедленно сообщить дежурному по станции и одному из бортовых врачей, при этом не покидать каюту и не вступать ни с кем в контакт. Значит, придется поднимать Линду или Харуто.

Нэлл глубоко вздохнула (легкие снова дернуло болью), забралась в ложемент и надела шлем.

Она думала, что найдет в «кейки» только дежурного, но там было больше половины экипажа. Не спал ни один из биологов, не спали биоинженеры. Нэлл скосила глаза на автарку Тома — тот был в режиме «очень занят».

В наушнике звякнул вызов.

— Нэлли? — быстро спросила Марика. — Как ты себя чувствуешь?

— Фигово, — призналась та.

— Затрудненное дыхание? Повышенная температура?

— Да, — ответила Нэлл, уже особенно не удивляясь. — А что случилось?

— На борту эпидемия, — без выражения сказала Марика. — Включи визор и покажи мне язык.

Нэлл подчинилась.

Марика хрипло вздохнула и пробормотала несколько слов по-болгарски.

— Объясни мне ради Бога, что все это значит, — с тревогой спросила Нэлл.

— Все очень плохо, Нэлл, — тихо ответила Марика. — Все очень, очень плохо.

Нэлл не успела ответить — в наушнике снова раздался звук вызова, и приглушенный голос Линды спросил:

— Ну?

— Нэлл Сэджворт тоже, — отозвалась Марика. — Надо проверить всю систему жизнеобеспечения. Особенно воздушные фильтры.

— Да, я тоже про них подумала. Сейчас скажу Мелиссе, — ответила Линда и отключилась.

— Так что происходит? — спросила Нэлл, обняв себя руками. Ее снова окатило ознобом.

Марика произнесла несколько слов по латыни.

— Европейские экзобактерии, — сказала она. — Не знаю, как и откуда. Но жить нам осталось сутки, максимум 36 часов.

То, что биологические лаборатории Юноны надежно изолированы от жилого кольца, было общим местом, известным даже школьникам. Станция была спроектирована так, чтобы полностью исключить контакт людей с образцами внеземной жизни. Многочисленные виварии, где велись эксперименты с европейскими экзобактериями и изучалось их взаимодействие с земными организмами, были снабжены многослойной герметичной защитой и отделены от жилого кольца вакуумными шлюзами, управление любым экспериментом осуществлялось дистанционно. За четверть века работы станции ни один из членов экипажа не подвергся заражению — это тоже было общим местом. Как могло случиться, что они все-таки заболели?

Нэлл лежала в ложементе, чувствуя даже не страх, а холодную липкую тоску. Лоб горел, и, судя по ознобу, температура продолжала повышаться. Ее ждало еще несколько часов терпимого самочувствия — а потом она начнет задыхаться и откашливать клочья сгнивших легких. Как это происходит, она хорошо знала по художественным фильмам-катастрофам, научно-популярные фильмы наглядно показывали, как это происходит с мышами и морскими свинками.

Она сжала виски ледяными пальцами. Если закрыть глаза, можно представить, что это сон. Что сейчас она проснется, и окажется, что все в порядке, что она просто лежит лицом вниз, уткнувшись носом в подушку. И можно будет перевернуться и вдохнуть полной грудью вкусный свежий воздух… Нэлл против воли глубоко вздохнула, скривилась от боли и открыла глаза.

Ничего не будет. Это не сон.

Они все умрут. Том, Марика, Линда. Дэн, Алекс, Пиркко… все.

Нэлл сняла шлем, пошла в санузел, еще раз прополоскала рот. Высунула язык. Он был желтовато-коричневый от налета. Один из классических симптомов, маркер развития болезни… Будь все проклято.

Она вернулась в комнату, прилегла на кровать. Что же ей делать? Надо чем-то занять себя, чтобы не думать о смерти, о той черной бездне без света, воздуха и надежды, что ей приснилась ночью и теперь приближалась с каждым часом. Подготовить статью она уже явно не успеет, да и жалко тратить на это последние часы жизни. Написать письма маме и Мэри Митчелл? Написать завещание? Подписать-таки с Томом брачный контракт?

При мысли о Томе горло свело судорогой, совсем не связанной с болезнью. Ее вдруг захлестнула мучительная жалость к себе, жалость к нему, горькая обида на то, что они ничего не успели — и она разрыдалась всухую, без слез, уткнувшись лицом в подушку, а легкие рвало болью при каждом судорожном всхлипе. Она вспомнила, как не хотела отдавать Точку, не хотела покидать станцию, чтобы не расставаться с Томом — а сейчас это казалось глупым детским капризом, сейчас она легко приняла бы и разлуку, и смерть, только бы знать, что он спасется, что он останется жив…

Звякнул вызов по громкой связи, и Нэлл приподняла голову. Надо было подойти и принять звонок… надо было взять себя в руки.

Она слезла с кровати и сделала три шага до ложемента. Надела шлем. Хотела сказать «да», но голоса не было — из горла вырвалось невнятное сипение.