Юнона - [15]

— А что они там будут есть — в космосе?

— То же, что и сейчас — солнечный свет. Колония-то замкнутая.

— А размножаться?

— Размножаться можно возвращаться на Европу, как тюлени возвращаются на сушу, а осетры — в горные реки.

— Нет, это не кинематографично, — поразмыслив, ответила Нэлл. — Подумаешь, красная плесень какая-то, пусть даже и в космосе. Черный океан хоть разумным был.

Марика рассмеялась.

— Нет, Нэлли, ты определенно испытываешь судьбу, — сказала она. — Как ваши дела, кстати?

— Все отлично! Том — профессионал экстра-класса. Взлетели как на тренажере, без единого замечания.

— И когда будете здесь?

— Завтрашней ночью. К трем часам ночи — сближение с Юноной, в 3.15 стыковка, к четырем подключение к Кракену. В общем, послезавтра утром Том обещал окончательно передать Точку мне на растерзание.

— А завтра отдыхаешь?

— Типа того.

— Будет настроение, стучись ко мне в «кейки», поболтаем.

Весь следующий день Нэлл провела в скуке и беспокойстве. Она решила было выспаться, но внутренний будильник поднял ее как обычно — в 6 утра по корабельному времени. Поваляться и понежиться не получилось — тело требовало действия, мозг — работы. Она рванула в спортотсек и пробежала длинную дистанцию вместо обычной, а потом еще полчаса делала силовые упражнения в интерьере тропического леса. Позавтракала с Мелиссой Плавич. Потом решила сделать те мелкие частные дела, что откладывала все последние дни: закончила и отправила письмо Лоре Бриггс, надиктовала короткое письмо матери и длинное — Мэри Митчелл. Подумала — а не поздравить ли Джона с ожидаемым рождением ребенка, но потом решила, что это его скорее напряжет, чем обрадует — и не стала.

Ее изводила тревога, и она никак не могла понять ее причину. Тревога не была связана ни с будущим ребенком Эдди, ни с Лорой, застрявшей в своих чувствах к Джону. Не была она связана и с ее работой — «Виночерпий» летел с Точкой к Юноне, будучи в прекрасном техническом состоянии. Элли? Но и с Элли она не была связана. Где-то тикали невидимые часы, призрачный песок сыпался из верхнего сосуда в нижний, отмеряя время, и чудилось, что время это она тратит попусту, что времени почти не осталось.

Промаявшись час, она отправила вызов Марике.

— Как у тебя дела?

— Да так себе, — невесело ответила та. — Похоже, Молли осталось жить всего несколько дней. Магда совсем одна останется.

— Кто такая Молли?

Вместо ответа Марика прислала ссылку на модель прямоугольного бокса-клетки, полочками нарезанного на несколько этажей. Этажи соединялись наклонными лесенками и изогнутыми трубами. Немаленькое сооружение было помечено множеством непонятных значков, часть из которых Нэлл узнала — стилизованное изображение глаза, знак веб-камеры. Она пробежалась по камерам, выбирая удачный ракурс, и надолго остановилась, разглядывая Магду и Молли.

Магда и Молли лежали на одной из полок бокса, тесно прижавшись друг к другу. Когда-то, видимо, они были белыми, но теперь их шерсть была грязного красновато-коричневого цвета и местами топорщилась. Одна из крыс громко сопела на каждом вдохе — как будто кто-то ритмично скреб ногтем по пластику. Носы обеих были измазаны запекшейся кровью.

Нэлл передернуло.

— Это последние, кто остался от пятой контрольной группы, — сказала Марика. — И единственные, кто заражен всеми шестнадцатью видами экзобектерий. Старожилы, последние из могикан.

— И сколько им?

— Триста сорок семь дней. Почти год. Но Молли, боюсь, до года не доживет.

Больные крысы вызывали чувство жалости и отвращения одновременно. Смотреть на них было неприятно, и Нэлл закрыла ссылку.

— И зачем вы их так?.. — спросила она.

— Мы их так, чтобы научиться лечить. Пока любой контакт млекопитающих с европейскими экзобактериями заканчивается смертью в течение максимум трех суток. Магда и Молли в этом смысле уникальны — они живут уже сто семьдесят четыре дня после заражения. А Магда и еще поживет.

— Значит, действенных лекарств от нитевидных так и не изобрели? — спросила Нэлл.

Об этом тоже снимали фильмы, и художественные, и документальные. Один из таких фильмов Нэлл смотрела еще лет десять назад. Заражение подопытных животных европейскими экзобактериями приводило к ураганной пневмонии, поражению кишечника или нервной системы, животные умирали в течение пары суток. Именно поэтому ни один образец европейской жизни не покидал орбиты Юпитера, вся экспериментальная исследовательская работа велась на Юноне.

— Лекарств изобрели предостаточно, вот только они выносят пациента вместе с нитевидными, — усмехнулась Марика. — Помнишь, я говорила тебе про Лолу и Лили? Антибиотики убивают бактерии, иммунная система пытается утилизовать бактериальные трупы и травит собственный организм обрывками чужих белков. Если я вколю тиомицин-19 Молли, она умрет через десять-пятнадцать минут.

— Ну, может оно и ничего? — пробормотала Нэлл. — Чтобы не мучилась.

— Что, проняло? — со злым смешком спросила Марика. — Меня тоже пронимает. Когда я буду в муках подыхать от рака или синдрома Кольбе, то не стану спрашивать Господа, за что мне это.

«Да ладно тебе, это ведь только крысы», — хотела было сказать Нэлл, но вовремя прикусила язык. Когда умерла Филлис, Элли прорыдала весь день, хотя та была всего лишь кошка.