Юмористические рассказы - [49]

За много лет жизни в этой проклятой квартире я так истрепал нервы, что чувствовал себя готовым кандидатом в сумасшедший дом. И наверняка загудел бы туда, если бы не достижения современном науки.

Наука меня спасла. Оказывается, пока я не находил себе места, глотал валерьянку и на стеику по ночам лез, наши замечательные ученые думали обо мне и таких, как я. И, представьте, в одном исследовательском институте был изобретен специальный прибор, с помощью которого сотрудники полгода замеряли шум в разных точках, пока убедительно не доказали, что в квартирах, выходящих окнами во двор, он значительно ниже.

Я прочел об этом открытии в местной «Вечерке». Там еще было написано, что теперь, возможно, все новые дома будут располагаться с учетом этого фактора — а именно, торцами к проезжей части. По крайней мере, в соответствующих инстанциях этот вопрос уже рассматривается.

Я не стал дожидаться, когда вопрос рассмотрят, а спешно обменил квартиру на такую, окна которой смотрели во двор…

И вот теперь я лежал животом па подоконнике и впервые наслаждался тишиной раннего утра.

Во дворе было пусто. Только возле голубой эстрады стоял невыспавшийся дворник и хмуро рассматривал рваный поливальный шланг.

Из расположенного напротив подъезда вышел домоуправ в широких милицейских галифе и стал укорять дворника:

— Что стоишь, как инженер технических наук! — сказал он.

Я засмеялся, спрыгнул с подоконника и принялся готовить завтрак.

Ах, до чего же прекрасно было утро! Капала вода из неплотно завернутого крана — и я слышал удары капель. Шипела на сковородке яичница — и я слышал именно шипение яичницы, а не рявканье самосвалов.

— Па-а-а-па! — пронзительно закричала вдруг под окном какая-то девочка. Я вздрогнул и пролил на брюки кофе. Фу ты, дьявол, до чего же развинтились нервы!

— Па-па, па-па! — сердилась девочка.

«Ишь, настырная. — усмехнулся я. — Ну, не надрывайся — сейчас выйдет твой папа. Выйдет, возьмет тебя за ручку и поведет в зоопарк».

— Па-па! Па-па!

Я бросил вилку в яичницу:

— Где же этот негодяй-папа! Судить надо таких родителей!

Завтракать что-то расхотелось. В голове застучали знакомые молоточки.

— Па-па! Па-па! Па-па! — голосило окаянное дитё.

Папа заявился часов в десять утра. Тот или другой — не знаю, но что чей-то папа — точно, поскольку женщина, с балкона, расположенного над моей квартирой, стала ругать его такими словами:

— Змей ты, змей! — говорила она. — Посмотри, на кого ты похож! Хоть бы детей постеснялся, паразит!

На что папа резонно отвечал ей:

— Некультурная ты женщина.

— Иди домой, козел, не срами меня перед людьми! — увещевала жена.

— А на какую мне мышь домой? — отказывался мужчина. — Ты мне лучше сбрось полтинник, некультурная женщина!

— Хвост тебе, а не полтинник! — ярилась жена. — Иди домой, паскуда, а то хуже будет!

Так они разговаривали минут сорок, с течением времени употребляя все меньше и меньше печатных слов — так, что мужчина наловчился в конце концов обходиться одними непечатными. При этом, однако, он ухитрялся каким-то чудным образом подтверждать свои претензии на полтинник.

Я не выдержал, распахнул окно и сказал:

— Друг, я сброшу тебе рубль. Только, ради бога, уйди ты куда-нибудь подальше.

— Бросай! — согласился мужчина.

В обед на эстраде отрылся стихийный концерт детской самодеятельности. Тоненькая белобрысая девочка взобралась на подмостки и закричала разбойничьим голосом:

— Валенки, валенки, — эх, не подшиты, стареньки!..

Я, заламывая руки, ходил по комнате и старался удержать себя от скоропалительных выводов.

«Во-первых, — рассуждал я, — нельзя зачеркивать выводы ученых. Всё же люди работали. Целый коллектив. Специальным прибором пользовались. Вон даже инстанции к их голосу прислушиваются… Во-вторых, можно и самому какой-то выход поискать. Отшил же я сегодня этого папу. И всего за целковый. Троллейбусу, небось, рубль на бросишь… Нет, надо обождать».

Вечером в наш подъезд пришли влюбленные. Было слышно, как они решают там свои матримониальные вопросы.

— Бу-бу-бу-бу! — сдержанно гудел мужской голос.

— Зола все это! — отвечал девичий. — Любви нет, есть одно половое влечение!

— Бу-бу-бу-бу! — убеждал в чем-то мужчина.

— Ну, ты! — говорила девица. — Руками-то не шуруй! Вот женишься — и будешь шуровать!

Наступила ночь — и влюбленные притихли.

Тогда из близлежащего частного сектора прибежала собака. Пару раз собака гавкнула басом, прочищая горло, а затем залаяла звонко и безостановочно. Видимо, она задалась целью побить какой-нибудь собачий рекорд по продолжительности лая.

Я кинул в неё бутылкой из-под кефира.

Собака с визгом убежала в частный сектор и через пять минут вернулась в сопровождении целой шайки своих приятелей.

Бутылок больше не было.

Я накрыл голову подушкой, положил сверху годовую подшивку «Экономической газеты» и так попытался заснуть.

Всю ночь меня мучил один и тот же кошмарный сон: я убегал от погони, карабкался по буеракам и обрывам, а за мной, след в след, гнались какие-то люди с собаками — то ли охотники, то ли дружинники.

В конце концов они окружили меня, достали медные грубы и задудели: "На речке, на речке, на том бережочке"… А самая свирепая собака, вывалив красный язык, била в огромный барабан.